КАРОЙ ЛИГЕТИ От яра к яру То вплавь, То вброд Красные мадьяры Идут вперед. Каждый смельчак, Смелей не надо!.. (Позади — Колчак, Впереди — Гайда.) Ведет их, Строен, Черняв, Но светел, Поэт и воин Карой Лигети. Ведет, Не сникший В тоске и грусти, К огню привыкший В отцовской кузне. Ведет их, Молод, Узнавший с ними Отцовский молот В гербе России. Ведет бесстрашно Землей приомской, В гербе признавший И серп отцовский. Звезда узналась, Всех звезд отборней, Что зарождалась В отцовском горне… Степные ветры Им лица жгут. Красные венгры На бой идут. Что ты таишь, Берега кромка? Впереди — Иртыш, Позади — Омка. Ревет река, Волна шальная Бьет в берега, Как на Дунае. В пагубе вод Уже так близок, Идет пароход Белый, как призрак. По боку синяя, Синяя с красным, Ватерлиния Горит лампасом. — В родную дальность Дорог немного. Нам осталась Одна дорога. Два-три бота И, хоть опасно, Возьмем с налета Этот пампасный! Дойдем в боренье До горных кряжей: К Уралу, К древней Родине нашей. Кипит разводье, Звереют волны. На пароходе Блестят погоны. Блестят погоны, И огнебойно Звенят патроны, Входя в обоймы. Вот первый выстрел В тумане грянул, Как будто вызрел Цветком багряным. Не цветом мая Цветы горят… Дети Дуная Иртыш багрят. В огне и дыме Плывут средь волн, И кровь за ними, Как сто знамен. Дуная дети Домой плывут. Слова Лигети Еще живут: — Мы в этой жизни Вдвойне богаче: Нас две отчизны В беде оплачут. Оплачут, Верю я, Где нас взрастили. Оплачут Венгрия И Россия. ЛЕНИНСКИЙ ПОДАРОК На юге, В подкове предгорья, Где в марте отыщешь цветок, У самого синего моря Беленый стоит городок. Бушует в нем зелень густая. И мнится, Коль с моря взглянуть, Что там голубиная стая Присела в пути отдохнуть. Вот, кажется, город взовьется И улетит далеко… В нем сердце спокойнее бьется И дышится людям легко. Утрами По улице тихой, К шажку прибавляя шажок, Чуть горбясь, седая ткачиха На теплый идет бережок. Не надо искать знаменитей: Всю жизнь, что в труде прожила, Она из тонюсеньких нитей Большую дорогу ткала. Трудилась, Теперь отдыхает. Ничто здесь ее не томит. Она свою жизнь вспоминает… А Черное море шумит… В те дни, Когда по снежным падям Под Нарву шел за строем строй, В настороженном Петрограде Служила Надя медсестрой. Бойцу привычно не бояться, — Смерть у него одна, А ей В ту пору довелось сражаться Со множеством чужих смертей. Она была храбра, Но в стуже Неотопляемых палат Боялась Надя встретить мужа Средь умирающих солдат. И все ждала о мире слова, Так страстно, как солдатки ждут… День приходил, второй — и снова К подъезду раненых везут… Опять сестра бежит к воротам По лестнице особняка. Навстречу Наде быстрый кто-то: — Носилки не нужны… Пока!.. — Порывист, В жестах откровенен, Столкнувшись с ней лицом к лицу, Стремительно поднялся Ленин По госпитальному крыльцу. На многих рваные халаты, Бинты замытые видны. Ильич осматривал палаты И повторял: — Бедны, бедны!.. — То добрый, То сурово-резкий, Вступая в темноту палат, Он видел чистыми до блеска В то время Лишь глаза солдат. Они, подернутые горем, Светлели перед Ильичем: — Товарищ Ленин, мы вот спорим… Ильич подался: — И о чем? — Ответил юный, смуглолицый,. С повязанною головой: — Мы спорим… Надо ль замириться С буржуазией мировой? Ильич молчал И только взглядом Спросил: и вывод, мол, каков? — Вот старики твердят, что надо. — Вот, вот… И я — за стариков… Когда за власть буржуи ссорятся, Война народу не с руки… Нет, нет! И пусть не хорохорятся То-о-варищи меньшевики! Мир, мир! — И только мир! — При этом Он, вглядываясь в полутьму, Все щурился, как бы от света, Который виделся ему. Когда в глаза ему смотрели С голодным блеском сотни глаз, Он видел, как они теплели От гордой мысли, Что у нас Все будет, Только б укрепиться, Чтоб на просторах всей страны Светил нам не огонь войны, А плавок-доменных зарницы. Все будет, Нужно лишь терпенье!.. У юной медсестры тогда Забылись страхи и сомненья, Забылись горе и нужда. О многом В этот миг забыли. Почти никто не услыхал, Как в ленинском автомобиле Мотор голодный зачихал. Ильич уехал… Вслед солдатки Глядели. Вспомнили они: — На нас заплатки и заплатки… — Да что ж мы?! — Надя, догони!.. — Ты смелая!.. Проси не пищи, Проси обувку… Должен дать… Она на рынке стоит тыщи, Обувка-то!.. А где нам взять?! Рванулась… Вот пустырь, заводик… Цель ближе… Вот совсем близка… И догнала чихавший «фордик» У неисправного мостка. Ильич, На мостик выйдя древний, Пока саперы чинят путь, Как мужики порой в деревне, Присел на бревна отдохнуть. Смеялись Лучики-морщинки, И Надя, прямо как на грех, Увидела его ботинки, Поношенные, как у всех. «Ну как просить?!» — Вдруг тесно стало Уже заученным словам. Она шагнула и сказала: — Я от солдаток… С просьбой к вам, Они… Они не просят пищи… Обувку бы… Пар двадцать пять… Она на рынке стоит тыщи, Обувка-то! А где им взять?!. — Да, верно, — Ленин приподнялся И, на ее взглянув башмак: — А вам? — спросил И рассмеялся И весело и грустно так. Он стал, Как показалось Наде, С мастеровыми чем-то схож; Прикинул, на ботинок глядя: — Э-э, нет!.. Уже не подошьешь Вдруг резче Меж бровями складка, И сразу смех и шутка — прочь!.. — Так, вот, товарищ делегатка… Вздохнул, — Попробуем помочь!.. — Глаза прищурились в заботе При виде сбитых каблуков. — Вы молоды, вы доживете До модных туфель и шелков… Весной, К прилету первой стаи, На улицах и берегах Снег залежавшийся растаял И по Неве прошла шуга… А Брестский мир Был слишком краток, Бойцов измученных леча, Забыли двадцать пять солдаток Про обещанье Ильича. Однажды в дождь, Грозовый, сильный, Затмивший все и вся кругом, За Надею пришел посыльный И пригласил ее в ревком. Шла под дождем она, по лужам, Готовясь горе перенесть: Ей все казалось, что о муже Недобрую там скажут весть. Шла медленно, Не торопилась К неведомой судьбе своей. Коса под ливнем становилась Все тяжелей и тяжелей… Вот и вошла, Не замечая, Как потекли с нее ручьи. Ее, всю мокрую, встречают Суровые бородачи. И самый старший из ревкома Спросил у медсестры тогда: — Сестра, вы с Лениным знакомы? Смутилась и сказала: — Да! Вдруг бородач оправил китель, — Должно, с кадетского плеча, — И вытянулся: — Разрешите Вручить подарок Ильича. — Тут Наде подали коробку. «Неужто только мне одной?!» — Подумала и робко-робко Взяла подарок именной. И даже вздрогнула немножко, Когда вдруг скрипнули в руках Красивые полусапожки На аккуратных каблуках, Не на шнурках, а на резинке… И, кроме этих, именных, Увидела в углу ботинки Солдатские — Для остальных. Без красноречья, как умели, Подарок Ленина вручив, Заулыбались, подобрели Суровые бородачи. В подарок тот принарядиться На праздник — вот бы хорошо!.. Дни пролетали вереницей, А к Наде праздник Все не шел… Бывало, поглядит в окошко: Вот, дескать, кончат воевать, — Она в своих полусапожках Пойдет любимого встречать. И милому на удивленье, Чтоб он ничем не укорил, Она расскажет, как ей Ленин Сапожки эти подарил. Но нет! И ей, как многим женам, Судьба тяжелый путь дала: На муку чувствам береженым Любимого не сберегла. Но от беды у ней устало Не опустилась голова. В дни мирные ткачихой стала Двадцатилетняя вдова. А вскоре боль другой потери Хлестнула по сердцу, как плеть… Она жила, как бы не веря, Что Ленин может умереть. А эти траурные звуки?! Нет, нет! Казалось, не в беде, А просто вытянулись руки, Уставшие в большом труде. А скорбь!.. Она текла, как Волга. Он для тебя, Отчизна-мать, Трудился так, что долго-долго Ему придется отдыхать. И день прощанья был неярок, Боль, не стихая, сердце жгла… В бесценный ленинский подарок Обулась Надя и пошла. Пришла. Толпа у фабзавкома. А снег над ней кружит, кружит… — Ты, — шепчут, — С ним была знакома, Иди к трибуне, расскажи… — А что она теперь расскажет, Когда в глазах — круги, круги!.. То слезы вытрет, То покажет На дареные сапоги. Сначала голос был невнятен, Но вскоре даже с дальних мест Стал удивительно понятен Ее рассказ И этот жест. И то, как вождь сказал в заботе При виде сбитых каблуков: «Вы молоды, вы доживете До модных туфель и шелков…» — За жизнь-то Хлебнула я лиха. Достаток повелся не вдруг… — Замолкла седая ткачиха И радостно смотрит вокруг. У стареньких Счастье во взглядах, Почти как у малых ребят. Вон девушки в ярких нарядах, Сбегая на берег, шумят… Одна беззаботно смеется, Другая с восторгом глядит: Волна к ней навстречу несется, И гребень на солнце горит. Глядит и ткачиха влюбленно На то, как за гребнем, вдали, Приветствуя город беленый, Спокойно идут корабли. И кажется: Слух отмечает, Что тем кораблям из-за гор, Как детям своим, отвечает Заводов торжественный хор. Все, все, Что ее окружает, Что радует сердце и глаз, На сто голосов продолжает Не конченный ею рассказ. |
