Хотя и не вызывает сомнений тот факт, что Хатами старается проводить более умеренный внутренний курс с учетом значительного сопротивления внутри страны, пока все же мало свидетельств в пользу того, что эта умеренность распространяется и на международную арену или что Хатами будет позволено осуществить смену курса, если он захочет попытаться это сделать. Также весьма похоже на то, что он попытается расширить пространство для маневра для внутренних преобразований, демонстрируя идеологическую бдительность на международной арене. На деле Хатами открыто обозначил свою поддержку исламских и палестинских террористических групп в Дамаске и Бейруте.
Дебаты должны пойти дальше теоретических обсуждений. Если должно произойти улучшение отношений с иранским исламским режимом, элементарная вещь – связать это с отказом от экспорта революции при помощи силы и подрывной деятельности, прекратить террор и покончить с вмешательством в ближневосточную мирную дипломатию. Одновременно должен быть достигнут прогресс в связи с попытками Ирана заполучить доступ к ракетам и ядерному оружию.
Если бы у Ирана было серьезное желание идти на улучшение отношений, были бы разработаны серии взаимных параллельных шагов для достижения значительного улучшения, при условии что правители в Иране готовы принять нормальные отношения. Механизм такого подхода было бы совсем нетрудно создать. Новая американская администрация могла бы назначить доверенного представителя – или «неофициального» доверенного представителя – для изучения, на первых порах секретного, возможностей достижения соглашения по ряду взаимных мер, ведущих к поэтапному улучшению отношений. Соединенные Штаты вполне могли бы пойти на то, чтобы предпринять после первоначального диалога несколько символических первых шагов, при условии что за ними последуют иранские действия в заданный интервал времени, однозначно согласованный с этими начальными действиями.
Если союзники Америки считают, что они не изучили надлежащим образом все дипломатические варианты, Соединенным Штатам следует приготовиться к тому, чтобы предпринять серьезные усилия по проведению совместной дипломатии. И, хотя бы чисто теоретически, должна быть общность интересов. Европейские страны станут первыми жертвами распространяющегося исламского фундаментализма и иранских ракет среднего радиуса действия. Став ядерной державой, Иран окажется в перспективе гораздо бо́льшей угрозой для Европы (и России), чем для Соединенных Штатов. А если Залив взорвется, европейские страны будут первыми, кто потребует доступ к американским поставкам энергоресурсов во избежание экономической катастрофы.
Внешняя политика всегда сводится к проблеме выбора. Эффективная политика борьбы с терроризмом и распространением для Запада требует желания принять жертвы во имя более значительной долгосрочной цели. Случается, что коммерческие интересы должны быть готовы уступить более широким интересам безопасности. Лидерство со стороны Америки важно для того, чтобы достичь этого компромисса в отношении Ирана. В то же самое время, если альянс погонится за выгодами только для одной стороны, общественность это не поддержит.
Следовало бы предпринять серьезное усилие для достижения трансатлантического консенсуса, который связывает дипломатию с разумным прессингом и согласованными дипломатическими инициативами в отношении Ирана. Только проводя твердую, последовательную и примиренческую политику, можно ускорить приближение дня, когда Иран будет готов предпринять конкретные политические действия, представляющие единственно надежную основу для долгосрочных отношений сотрудничества.
Куда идет Африка?
Африка давит на совесть Америки. Значительная часть населения США является выходцами оттуда. Их предки были привезены на эти берега при обстоятельствах, которые остаются пятном в истории нашей страны, и были вынуждены жить до и после рабства в условиях, которыми не может гордиться ни один американец. Но Соединенные Штаты только усугубят эти унижения, если африканская политика будет преподноситься прежде всего как некая подачка за прошлое, поскольку современные проблемы континента являются вызовом миру, который жаждет построить глобальный порядок.
Бедность везде и повсюду. У Африки самый низкий экономический прирост из всех континентов, и она далеко отстает в деле модернизации. Гражданские войны на грани геноцида разрывают на части целые регионы. Коррупция буйно процветает. В результате царящего хаоса африканские страны стали прибежищем для террористических групп, отмывания денег и преступных синдикатов. Эпидемии в Африке уничтожают огромнейшую часть населения. В мире 70 процентов взрослых и 80 процентов детей, больных СПИДом, проживают в Африке. Нельзя говорить о взаимозависимом мире, основанном на мире и справедливости, оставляя проблемы африканского континента без внимания.
В то же самое время не так уж много приходится на Африку американских интересов в сфере безопасности. С окончанием холодной войны ни одна враждебная внешняя страна не в состоянии доминировать в Африке и ни одна африканская страна не имеет военно-экономического потенциала для этого. Стандартный аргумент времен холодной войны – о том, что ресурсы Африки не должны попасть в руки противников, – неприменим в обозримом будущем. А при отсутствии стратегического противника, угрожающего континенту, или недружественной африканской страны, стремящейся к гегемонии, отсутствует и стратегическая мотивация для новой африканской политики. Более того, американские инвестиции намного ниже инвестиций из других континентов, а торговая зависимость на минимальном уровне.
Одновременно с этим отсутствие традиционных геополитических интересов определяет странную для нашего века возможность. Если термин «мировое сообщество» имеет какой-то смысл, он должен как-то проявиться в Африке. История накладывает обязательство на Америку, требуя от нее сыграть важную роль в организации и поддержании таких многосторонних усилий.
Самая насущная задача должна заключаться в облегчении страданий Африки и победе над эпидемиями. Необходимо в долгосрочном плане ослабить политические конфликты в Африке, помочь реформировать политическую систему и на этой основе ввести Африку в глобализованный мир. Такого рода действия требуют лучшего понимания африканских условий.
Ситуация в Африке
Мне показалось полезным в этой книге обрисовать в общих чертах эволюцию различных континентов, проводя аналогию с эпохами европейской истории. Такие рамки, однако, неприменимы к Африке к югу от Сахары, поскольку этот континент просто уникален. У него богатая, многообразная и трагическая история, однако современные государства фактически не обращаются к своим корням. Их современные границы и национальный состав, за возможным исключением Южной Африки, имеют в своей основе одну особенность: насильственное воздействие колониального правления. Ни на одном другом континенте национальные границы не появлялись и не зависели так прямо и фактически от того, как имперские державы разграничивали сферы своего контроля.
Безусловно, постколониальные страны в Азии также вышли из колониальных границ; Индия никогда не управлялась как единое образование в ее нынешнем виде, и главный исторический опыт объединения Индонезии формировался по большей части на основе голландского правления. Однако в Азии колониализм имел тенденцию укреплять: Индия, Индонезия и Малайзия – все они крупнее, чем те княжества, что существовали до колониализма. И, напротив, постколониальные страны в Африке имели тенденцию к дроблению на меньшие части.
В Африке границы не только определялись демаркацией между сферами влияния европейских держав, как в Азии, они также отражали административное подразделение внутри каждой колониальной зоны. В Восточной и Западной Африке Великобритания и Франция управляли колониями с большой береговой линией. Отсюда оказалось целесообразным разделить эти колонии на множество административно-хозяйственных единиц, каждая со своим выходом к морю, которые позже стали независимыми государствами. С другой стороны, в Центральной Африке маленькая Бельгия правила регионом почти такого же размера, как и британские и французские владения, но без каких-то значимых береговых линий. Обладая только очень коротким выходом к морю в устье реки Конго, эта большущая территория управлялась Бельгией как единое образование, которое позже преобразовалось в одно государство с взрывоопасной этнической смесью.
