Конфликт с Соединенными Штатами даст возможность всем странам по обширным границам с Китаем попытаться удовлетворить свои собственные амбиции и притязания. Гораздо более благоразумным курсом для Китая стал бы путь по осуществлению главного принципа собственного традиционного искусства управлять государством – стравливать далеко расположенных варваров с теми, кто находится рядом. В этом смысле Соединенным Штатам прописана роль скорее геополитической подпорки для Китая – даже некоей подушки безопасности, – нежели естественного противника. В общем и целом – и несмотря на какие-то взлеты и падения, преимущественно из-за Тайваня, – этот принцип был фактически движителем китайской политики.

Некоторые проекции следует учитывать с точки зрения способности китайского военного потенциала бросить прямой вызов Соединенным Штатам. Советский Союз обладал около 2500 стратегическими средствами доставки, многие с разделяющимися боеголовками высокой точности. Массированный удар по Соединенным Штатам технически мог быть осуществим и в стратегическом плане вполне вероятен (хотя и никогда не был таковым). Китайские стратегические войска с их примерно 30 жидкотопливными ракетами с неразделяющейся боеголовкой, которым потребуются часы для запуска, не представляют собой средство для наступательных операций. И когда в течение следующих десятилетий китайцы создадут ракеты с разделяющимися боеголовками для большего количества твердотопливных ракет, американская противоракетная оборона послужит для дела сохранения баланса.

Что касается китайских сухопутных войск, то они способны защитить свою страну на основе стратегии взятия измором, которая, однако, не годится для непрерывных наступательных действий против крупного противника. И по своим окраинам Китай вынужден заниматься ситуацией стратегического характера, гораздо более сложной, чем та, с которой сталкивался Советский Союз в Европе. Советский Союз угрожал слабым соседям, которые были не в состоянии сопротивляться советским сухопутным войскам, как в одиночку, так и в каких-то группировках. У Китая довольно мощные в военном отношении соседи, включая Индию, Вьетнам, Японию, Россию и две Кореи, с каждой из которых будет трудно справиться один на один и еще сложнее, если они будут организованы в какие-то группы. По меньшей мере это требует от Китая проведения дипломатии, которая не ведет к угрозе всем своим соседям одновременно.

Несомненно, по мере развития Китаем того, что он называет всеобъемлющей национальной мощью, его военная мощь станет более значительной проблемой. Однако на обозримые десятилетия Соединенные Штаты обладают дипломатическими, экономическими и военными преимуществами, позволяющими им формировать будущее без того, чтобы прибегать к конфронтации с Китаем.

Вопрос не в том, стоит ли противодействовать китайским попыткам доминировать в Азии. Если они будут иметь место, им следует противодействовать. Но пока еще возможности не созрели, в чем смысл стратегии конфронтации, стоит ли ее проводить лишь из любви к искусству? Какова должна быть стратегическая цель? Каким образом Америка выигрывает, развивая отношения с Китаем по аналогии с временами холодной войны, если Пекин не дает Соединенным Штатам иного выбора? До какой степени Америка одинока в своем стремлении замедлить рост Китая перед лицом почти полной уверенности в том, что такая политика не получит какой-либо значительной международной поддержки? Благоразумное американское руководство должно балансировать между риском разжигания китайского национализма и выгодами от краткосрочных видов давления. Даже предположив, что новая холодная война неизбежна, – предположение, которое я не разделяю, – мудрая американская политика должна бы стараться переложить ответственность за конфликт на Пекин, чтобы не допустить изоляции Америки.

Если Китай сохранит завязки на внутренние дела, он непременно станет крупной державой и, как таковой, получит огромную возможность бросить вызов Соединенным Штатам. Но он будет не один: Индия, Бразилия и Россия имеют возможности, подобные китайским, и в некоторых отношениях сталкиваются с менее устрашающими препятствиями. Должны ли Соединенные Штаты ставить свою безопасность в зависимость от предупреждения появления любой иной крупной державы? Такое поведение превратит их в мирового жандарма и в конечном счете повернет другие страны против них самих. А это истощит ресурсы Америки и нарушит психологическое равновесие, если постоянные вмешательства и всякие крестовые походы станут определяющей характеристикой американской внешней политики – эту тему я намерен обсудить в заключительной главе.

Политика в отношении Китая должна быть очищена от известных лозунгов. Вопрос не в том, как обозначить отношения, суть состоит в придаваемом им содержании. Отношения сотрудничества не являются привилегией, которую одно государство предоставляет другому. Они в общих интересах обеих стран. Имеется предостаточно проблем, испытывающих серьезность и той и другой стороны. Постоянный диалог по таким вопросам, как будущее Кореи, распространение ядерного оружия и ракетной технологии, может стать испытанием перспектив стабильных отношений. А потом, существует целый комплекс проблем нового времени: окружающая среда, культурные и научные обмены, среди многих прочих. Постоянный диалог необходим как самое лучшее средство для создания более стабильного мира или как минимум для демонстрации американскому народу и американским союзникам того, почему он невозможен.

При нормальных обстоятельствах многие из этих вопросов, вносящих сумятицу в китайско-американские отношения, будут прояснены с течением времени. Конечные намерения Китая станут очевидными, а постоянная американская политика будет развиваться, набираясь опыта и терпения. Однако всегда подспудно существует один джокер, который может оказать воздействие либо на Пекин, либо на Вашингтон: это будущее Тайваня. Это предмет внутреннего давления в материковом Китае, как, впрочем, и в Соединенных Штатах, и зависит он больше всего от процесса, имеющего свои собственные движущие силы.

Тайвань, являющийся частью Китая с XVII века, был аннексирован Японией в 1895 году в попытке, которая, как оказалось, стала первым шагом на пути завоевания материкового Китая. Остров был возвращен Китаю победившими во Второй мировой войне союзниками в 1945 году после того, как президент Франклин Рузвельт объявил его частью Китая в 1943 году. В 1949 году, после победы коммунистов на материке Чан Кайши ушел на Тайвань и превратил его в место пребывания гоминьдановского правительства, которое объявило о том, что представляет весь Китай, и которое, до восстановления дипломатических отношений с материковым Китаем в 1979 году, было признано Соединенными Штатами как правительство всего Китая. После начала корейской войны в 1950 году президент Трумэн разместил Седьмой флот в Тайваньском проливе, тем самым не дав возможности коммунистического захвата острова и косвенно сделав Соединенные Штаты стороной в китайской гражданской войне.

К тому времени Тайвань превратился в высшей степени символическую проблему для многих американцев. Такое отношение стало результатом репутации, заработанной гоминьдановцами в их упорной войне сопротивления японскому империализму во время Второй мировой войны. Остров стал символом так называемого китайского лобби, которое было возмущено победой коммунистов в китайской гражданской войне и полно решимости не допустить их окончательной победы путем захвата Тайваня. Многие – включая тех из нас, кто стоял у истоков открытия Китая, – питали огромную симпатию к усилиям китайцев на Тайване по созданию конструктивной и демократической основы автономного существования. В Соединенных Штатах всегда существовало широкое единство мнений по вопросу противодействия силовому возврату Тайваня Китаю.

Но этот вопрос также глубоко символичен и для Пекина. С Тайваня началось расчленение Китая – первая провинция, которая была аннексирована колонизаторами. Воссоединение острова с материком рассматривается даже китайцами, которые не разделяют взгляды правящей партии, как «священный национальный долг», выполнение которого может быть отложено по практическим или тактическим соображениям, но от которого никогда нельзя отречься.