Младший сынок пока не в счёт...

Ах, как плакал Сёмка, который никак не мог уяснить, что его любимой бабушки больше нет, он похоже ещё до конца не понял, что он потерял навсегда свою несравненную бабулечку, как хорошо, что в своё время, Фрося нашла их друг для друга, а ведь многие не поняли её поступка, в том числе и её сыновья Стас с Андреем.

Интересно, кто из моих близких приедет на похороны, которые состоятся послезавтра?!

Хорошо, что ей подсказали и в больнице, где она работала, Клару Израилевну малость забальзамировали, всё же тепло в квартире, и не хотелось бы, чтоб мамочка выглядела плохо в последние дни на земле.

Весь сегодняшний день прошёл, как в тумане.

Ладно, что ещё не до конца растерялась, позвонила в скорую помощь, сестре мамы Клары, Розе Израилевне, на бывшую работу - в прокуратуру...и завертелось...

Лучше не вспоминать приход со школы Сёмки...

Жалко мальчишку, для него эта потеря и вид мёртвой бабушки стал страшным ударом и, как могло быть иначе.

И очень хорошо, что внучки Розы Израилевны увели его вместе с бабушкой спать к себе домой, она и всех соседей выпроводила, эту ночь ей хотелось побыть и в последний раз поговорить по душам наедине с мамой Кларой.

А потом... а потом надо будет привыкать жить вдвоём с сыном, который тоже недолго побудет с ней, ведь впереди у него армия, хорошо было бы, если бы он поступил в институт и остался рядом с ней, но до этого момента ещё есть года четыре-пять...

Мысли поплыли в обозримое прошлое, когда было принято окончательное решение обосноваться в Москве и Клара Израилевна развернула активную деятельность, и меньше чем через два года они получили эту квартиру взамен той двухкомнатной, в которой проживала Клара.

А до этого Фрося и Сёмка получили новую фамилию Вайсвасер, а последний и своё настоящее отчество Семёнович.

С улыбкой Фрося вспомнила, как всегда решительная Клара Израилевна, смущаясь, говорила ей:

- Доррогуша, фамилия Вайсвасер в нашей стране не очень популяррная и откррывающая дверри, но без этого мы не сможем получить кварртирру, а мальчишка не сможет стать официально сыном моего Семёна и это создаст ему дополнительные тррудности в жизни, а с его внешностью они всё рравно будут.

Фрося не дала долго себя упрашивать или уговаривать:

- Мамочка Клара, я уже давно сроднилась с евреями и тесно связана с ними с августа сорок первого, когда в мои руки попала моя Анечка.

Кроме того, Меир с Ривой, раввин Рувен, старый Соломон, Ицек и Бася, да и ещё мой драгоценный зять - эти все люди сыграли и играют в моей жизни огромную роль, а про вас с Сёмкой и говорить нечего.

Поэтому фамилия, которую носил ваш сын, станет для меня не обязанностью, а наградой судьбы.

Я ведь ради своей дочери была даже готова принять геур и стать полноправной еврейкой.

- Нет, нет, доррогуша, я же большевик с дорреволюционым стажем, закорренелая атеистка и всё что связанно с ррелигией ррезко отверргаю, хотя моя семья в Горродке была весьма веррующая.

- Мама Клара, а я крещёная католичка и хоть не часто бывала в костёле, но многие обряды и традиции соблюдала.

Несколько лет жила рядом бок о бок с ксёндзом и старших своих мальчишек крестила.

Я не знаю, есть или нет бога и даже об этом не задумываюсь, хотя что-то свыше обязательно есть, ведь только эта сила помогла нам найти друг друга...

- Дуррочка, ты моя, дуррочка, это ты мой бог, это твоя необыкновенная душа божья, это ты вернула мне, потерряного, казалось бы, навсегда сына в лице моего замечательного внука, веррнула смысл жизни, и радость от совместного прроживания с такой необыкновенной женщиной, ставшей мне дочкой, подрругой и помощницей, и до последнего своего дыханья я буду молиться на тебя...

Фрося сменила догорающие свечи у изголовья спящей непробудным сном Клары Израилевны, осмотрела мрачную комнату с занавешенными зеркалом и стеклянными витринами, снова уселась на стул рядом с гробом, обитым красной материей, и опять ушла в свои думы: она ведь, давно бабушка, у Стасика с Ниной уже двое деток и третий намечается.

Старший сын вполне доволен своей семейной жизнью и это только радовало мать.

Нина успешно справлялась с оставленным ей Фросей хозяйством, ушла с работы и вместе с её подружкой и соседкой Олей приторговывала на базаре, что сулило достаток, а с ним и семейная жизнь идёт гладко.

Тем более, с её старшенким, таким домашним, хозяйственным и рукастым.

Он уже на своём заводе стал заместителем директора и очень уважаемым человеком в Поставах.

Как когда-то его батюшка приспособился к местным властям, вступил в партию, сменил свою старенькую Победу на нового Жигуля, и уже свысока поглядывал на Аню с Андреем и даже на мать.

Как он был удивлён, когда Фрося попросила перевезти в Москву вместе с её вещами, старое кресло Вальдемара, затащив его наверх, вытирая пот, всё бубнил:

- На чёрта тебе сдалась эта рухлядь, лучше бы я тебе лишних пару мешков картошки привёз...

А она в ответ смеялась:

- Стасичек, мы не голодаем, а за зиму, дай бог, два мешка этой картошки и уходит, а вот за прочие домашние угощения огромное спасибо.

- Да, ладно тебе мама, ведь если бы не ты, был бы у нас дом, хозяйство и эти угощения?!

Что сказать, хорошо, что сын её благодарный, бывает же такое, что и добрым словом не вспомнят, принимают, как должное.

У Анечки тоже есть дочурка - трёхлетняя Маечка, кроме этого, она ведь воспитывает дочь Мишы от первого его брака и Фрося побывавшая недавно в Вильнюсе, заметила какие тёплые, родственные отношения у её дочери с приёмной, и это очень радовало. Аня сохранила своё отзывчивое сердце и умение ладить с людьми.

Эх, ладить, ладить...

Как она ладит этому пижону, так назвала его мама Клара, а что толку, себе сломал жизнь, а заодно и её Анюточке.

Вначале всё выглядело не так уж и плохо - Аня успешно окончила университет, поступила на ординатуру, и после смерти Баси, перебралась к своему будущему мужу.

Вскоре они зарегистрировались и вроде жизнь катилась по назначенному чёткому маршруту, а не тут-то было.

Аню, как замужнюю и отличницу не распределили, а оставили в Вильнюсе в республиканской больнице на хирургическом отделении.

Про то дочери знать не надо, но по просьбе Фроси за немалые деньги, с помощью верного друга Ицека, она и получила такое престижное место.

Фрося и Рива в далёком Израиле не могли не нарадоваться, их мечта осуществилась.

Пришёл шестьдесят седьмой год, в июне разразилась шестидневная война и весь Советский Союз услышал про эту маленькую и гордую страну - Израиль, но мало кто воспринимал её так, из радио и телевизора, с громких статей в газетах везде звучало агрессор, империалисты, сионистские выродки...

Редко кто разбирался здесь в истине происходящего на Ближнем Востоке, но охотно верили официальным источникам и партийным руководителям, которые подвергали злобным нападкам, клеймлению и осуждению страну, где проживала дорогая сердцу Фроси Рива и её так пострадавший и натерпевшийся в годы войны народ.

Все евреи Советского Союза на своей коже ощутили проявления антисемитизма, смешно сказать, даже Фрося с её фамилией.

В больнице к ней подошла сестра-хозяйка:

- А что это милочка ваши распоясались, не добили их немцы и полицаи, так арабы с нашей помощью постараются.