Они обговорили предварительные детали, и замком, сказав, что вызовет завтра, наконец отпустил его.

Пользуясь редкими минутами свободы, Витька не торопился возвращаться. Ему хотелось подышать морозным воздухом, пропитанным запахом мокрого ноябрьского снега, а не маяться в духоте казармы. Расстегнув наполовину куртку и немного приспустив её с плеч, открывая холодному ветру горло с подрагивающим кадыком, сдвинув на затылок ушанку и засунув руки в карманы брюк, он шёл нарочито расхлябанной походкой по асфальтированной чисто выметенной дорожке.

Если смотреть в темнеющее небо, а не на корпуса и агитационные щиты вдоль аллеи, то можно представить, что ты не в учебке, с её строгими, иногда доходящими до абсурда, правилами, а на гражданке – просто гуляешь по городу. И стоит завернуть за угол – попадёшь в свой двор. И у подъезда на лавочке сидят с гитарой пацаны, а дома ждёт мама. И нужно только подняться на свой этаж и нажать кнопку звонка, она тут же откроет дверь и, заворчав, что Витька шляется где-то целыми днями, позовёт ужинать. А из комнаты выбежит Лёшка и, не давая вставить слово, затараторит про свои мальчишечьи дела, попутно задавая кучу вопросов…

Уже поворачивая к казармам, Витька заметил возле учебного корпуса какое-то шевеление. Возвращаться в помещение категорически не хотелось. И оттягивая этот момент, он – охотно пользуясь любой причиной – изменил свой маршрут, решив проверить, что же там происходит.

Подойдя ближе, он увидел в неверном свете опустившихся сумерек, как два здоровенных курсанта, прижав к стене третьего – невысокого и щуплого – обшаривают его карманы.

Мимо такого Витька точно пройти не мог. Тем более, что он вспомнил этого тощего, невысокого паренька.

Как только они прибыли в учебку, Витька – ещё не отошедший после отъезда и расставания с семьёй, и находясь в грустно-сентиментальном расположении духа – сразу обратил на него внимание. Он чем-то неуловимо напомнил ему приставучего и настырного Лёшку. Чем Витька тогда не понял, потому что внешне этот рыжий парень совершенно не был на него похож.

И это неизвестно откуда взявшееся мгновенное узнавание с того дня не давало Витьке покоя.

Он каждый день вспоминал о Лёшке, хоть и убеждал себя – ему плевать на сводного братца и он нисколько не скучает о нем. Но почему-то при слове «дом» и «семья» перед мысленным взором всегда вставали мать и это мелкое черноволосое недоразумение.

Витька не признавался сам себе, но он тосковал по дому и ему не хватало восхищённого Лёшкиного взгляда и радостной улыбки, с которой тот неизменно встречал его. И каждую ночь после отбоя, лёжа на узкой койке в казарме, Витька ловил себя на том, что прислушивается к звукам, чтобы уловить Лёшкино шебуршание под одеялом. И ждёт, когда тот, устав от своих бесконечных вопросов, наконец тихо засопит, уснув.

Но вокруг слышался только скрип пружин под тяжёлыми телами парней и богатырский храп.

И теперь, увидев рыжего парня, Витька решил не только врубиться за справедливость, но и выяснить, чем же тот напомнил ему Лёшку.

Витька прямо через газон, топча сапогами пожухлую траву, прикрытую выпавшим снегом, решительно направился к учебному корпусу.

– Проблемы, пацаны?

Амбалы не обратили на Витьку никакого внимания, словно его тут и не было. Один из них, навалившись на щуплого рыжего паренька и прижимая предплечьем за горло к стене, продолжал шарить у него в кармане. Второй напряжённо следил за рукой подельника. И только рыжий глянул на вновь прибывшего светло-голубыми глазищами поверх плеча напавшего.

И Витька сразу понял, чем он напоминает ему мелкого Лёшку. Наивным, доверчивым взглядом, в котором через край лилось растерянное недоумение и детская обида, словно он до этого момента даже не предполагал, что на свете существует зло и несправедливость.

Витьку словно под дых ударили. Сердце как-то нехорошо сжалось.

А что если и его Лёшку кто-то вот так? И проследить теперь за ним некому. Сам-то он за себя и постоять не сможет. Лёшка же, как щенок доверчивый – заглядывает прохожим в глаза, не ожидая пинка в живот.

Запоздалое сожаление накатило чёрной волной – что все эти три года уделял пацану так мало внимания, не научил, чего остерегаться, как защитить себя.

Решив, что два амбала самый подходящий объект, чтобы выплеснуть тревогу и напряжение последних дней, Витька встал в боевую стойку, готовый к драке.

– Оглохли, суки? Я вам говорю…

Словно только заметив его, они обернулись и посмотрели удивлённо, видимо не ожидая, что кто-то посмеет вмешаться. И, так и не сказав ни слова, бросились одновременно, зажимая в клещи.

Одного Витька резким ударом в челюсть сразу отбросил в сторону. Со вторым пришлось повозиться. Тот довольно профессионально блокировал удары. Но очень скоро противник устал. Его дыхание стало хриплым и прерывистым, а движения замедленными. Витька же чувствовал себя так же легко и бодро, как и в начале схватки. Азарт боя пьянил не хуже алкоголя. Настроение поднялось, и бесшабашная удаль кружила голову.

Он уже праздновал победу, когда услышал тревожный крик: «Осторожно! Сзади!».

В пылу драки он совсем забыл о втором противнике. И тут же поплатился за это. От удара в спину – кулаком между лопаток – перехватило дыхание, словно из лёгких вышибли весь воздух.

Витька не упал, но еле устоял, покачиваясь на нетвёрдых ногах, и как вытащенная на берег рыба, судорожно хватал раскрытым ртом воздух.

Времени, прийти в себя, не было совсем. Амбалы надвигались с двух сторон, сжав кулаки. И Витька уже решил, что быть ему избитым. Но подумал как-то отстранено и спокойно, словно не о себе. И только одна мысль мелькнула по краю сознания: «Подольше бы устоять на ногах, иначе пиздец».

Он попытался сгруппироваться, краем глаза отмечая, что к ним, разбрызгивая из-под сапог мокрые комья снега, бежит высокий русоволосый парень.

Не успел Витька подумать, чем лично для него обернётся присутствие ещё одного действующего лица, как парень, словно ураган налетел на одного из амбалов и сбил с ног, и тут же метнулся ко второму.

Витьке хватило этих секунд передышки. Он сумел выровнять дыхание и бросился в драку.

Пока Витька макал мордой в подтаявший снег, превратившийся под их ногами в грязное месиво, одного из амбалов, кинувшийся ему на помощь парень, расправлялся с другим, словно боксёрскую грушу обрабатывая его бока. И противник не устоял. Вытирая кровь и размазывая грязь по форме, прихрамывая и матерясь, они бежали с поля боя.