Щенок всё это время сидел в сумке не шевелясь и не подавая голос. Но стоило им зайти во двор, беспокойно завозился и жалобно заскулил. Как только почтальонша вытряхнула его на траву, он радостно замахал коротким хвостиком, смешно отряхнул задние лапки и побежал знакомиться с новым домом, тычась мокрым носом во все уголки двора. Ребята кинулись за ним, пытаясь поймать и погладить. Но щенок неожиданно ловко уворачивался от их рук и мохнатым комочком нёсся в другую сторону.

– Не путайтесь под ногами. Места другого нет, как перед крыльцом мельтешить?

С вызовом взглянув на недовольную бабку, Светка фыркнула и потянула Лёшку за старую сарайку вначале огорода, пнув в ту же сторону попавшийся по дороге мячик. Щенка мячик заинтересовал, и он кинулся за ним.

За сараем Лёшка со Светкой стали перекидывать мячик друг другу, дразня щенка. А тот носился между ними, задрав мордочку и звонко лая. Ребят его беготня очень веселила.

Но скоро простое перебрасывание мяча надоело, и Светка предложила петь – у кого в руках мяч, тот что-нибудь поёт, как только мяч переходит к другому, он должен продолжить.

Не дожидаясь Лёшкиного согласия, она завопила во всё горло:

Галка северная птица морозов не боится

И может на лету почесать свою пи…

Мячик перелетел к Лёшке, и тот громко подхватил:

Пираты, пираты, весёлые ребята.

Днём дерутся, а вечером е…

Мячик вновь полетел к Светке.

Ехал мельник на базар

И за три копейки показывал всем ху…

Чуть не получив мячом по лбу, Лёшка еле поймал его и заорал ещё громче:

Художник, художник молодой

Нарисуй мне бабу с разорванной пи…

– Ты чего тут горланишь, охальник?! – из-за сарайки вышла почтальонша. – Это ещё что такое?! Ишь, чего удумал. Будет он мне девку учить всякой гадости, а мне перед родителями ответ держи. Давай, давай отсюда. Вот я мачехе твой скажу, чтоб выпорола. В следующий раз неповадно будет.

Лёшка мучительно покраснел.

– Приходи к вечеру. Бабка на почту уйдёт, а я дома останусь, – успела шепнуть Светка.

Лёшка чуть кивнул и, опустив голову, понуро побрёл к выходу.

– Д-до свидания.

Он осторожно обошёл женщину – уперев руки в крепкие бедра, она так и стояла у него на дороге, не двинувшись с места – и рванул к калитке.

Лёшка почти не испугался, что почтальонка нажалуется на него маме Рае. Пороть та его точно не будет. Ну, поругает. Может, даже слегка шлёпнет для порядка. Но вот слово «мачеха» больно резануло слух.

Раньше Лёшка, слыша перешёптывания соседок жалеющих его, очень переживал, что отец женится и в дом придёт злая мачеха. Такая же, как в сказках. Она будет бить приёмного сына и заставлять много работать. Иногда, прежде чем уснуть, он долго лежал без сна и представлял, как бредёт ночью по заснеженному лесу, собирая хворост, а вдалеке страшно воют волки.

Зачем в городской квартире может понадобиться хворост, он не задумывался.

Но новая папина жена была совсем не похожа на тех, что описывают в сказках. И обидное «мачеха», зло брошенное почтальонкой, никак не могло относиться к доброй Рае.

Пока они жили с отцом вдвоём, мальчик очень скучал по мягким любящим объятиям и тёплому слову «мама». Может, ещё и поэтому Лёшка очень быстро привязался к женщине и почти сразу стал называть мамой. Но обязательно добавлял «Рая». Иначе – как ему казалось – можно обидеть свою родную маму, образ которой он бережно хранил в душе.

Лёшкина мать умерла, когда ему было пять лет. Пьяный водитель, вылетев на красный свет, сбил её на переходе, когда она шла за сыном в детский сад.

Лёшка помнил, как в тот день он ждал её, прижавшись лицом к прутьям ограды. Всех детей уже забрали, а мамы всё не было. Усталая и недовольная воспитательница, Елена Ивановна, взяв за руку, отвела его в сторожку. Там Лёшка и провёл остаток вечера, а потом и ночь.

Поделившись с ним ужином, принесённым из дома, сторож и по совместительству дворник – старенький Ефим Петрович, уложил его спать на жёстком топчане, укрыв колючим шерстяным одеялом.

Рано утром, едва забрезжил рассвет, за ним пришёл отец. За окном монотонно шумел дождь. С волос и куртки отца бежала вода. По лицу тоже текли капли. Присев на топчан, отец прижал к себе ничего не понимающего, сонного Лёшку и, уткнувшись куда-то в шею и царапая нежную кожу отросшей щетиной, забормотал, что мамы больше нет. И заплакал пьяными слезами.

Лёшке было больно – сильные руки слишком крепко прижимали его к груди. Шерстяное одеяло, не забранное в пододеяльник, неприятно кололо голые руки и живот под задравшейся футболкой. Лёшку чуть подташнивало от запаха вчерашнего алкоголя, исходящего от отца, резкого запаха намокшей шерсти одеяла и сосущего под «ложечкой» страха, что произошло что-то непоправимое и ужасное. Лёшка был растерян. Не до конца проснувшись, он понял только одно – мама за ним не придёт.

С тех пор в сознании у Лёшки запах перегара и мокрой шерсти был прочно связан с бедой.

Отец стал часто пить. В такие дни он забывал забрать сына из садика. И жёсткий топчан с ненавистным шерстяным одеялом, теперь нередко служил Лёше постелью.

Но всё изменилось, когда отец познакомился с Раей. Он стал почти прежним. Намного реже пил, чаще улыбался и иногда играл с сыном.

*

Мама Рая была дома. Плавно двигаясь по кухне, складывала в большую клетчатую сумку банки с вареньем и пакеты с сушёной приправой. Но стоило Лёшке переступить порог, тут же бросила своё занятие. Споро собрала на стол и налила борща. Когда Лёшка, радостно и благодарно улыбнувшись, склонился над тарелкой, погладила по голове, приминая торчащие вихры, и ласково проворковала:

– Кушай, Лёшик. А мне в город надо съездить. Завтра к обеду вернусь. Ну, побегу, а то на автобус опоздаю.

Она вернулась к своим сборам. Обернула газетой пару банок. Аккуратно втиснула в нутро сумки. Взвесила её в руке, оценивая тяжесть. Задумчиво нахмурилась. Поставила ещё одну банку и, поцеловав на прощание Лёшкину макушку, торопливо вышла.