– Я! Это сделала я!

Ее руки вспомнили шероховатую поверхность алтаря, а очертания символа архонтов были знакомы ее глазам до последней черточки. Храм ожил. Хлестко ударив по ногам, внутрь ворвался ветер. Свет померк, будто погасло солнце. Некто невидимый издевательски расхохотался. Его смех был повсюду – за спиной и под сводами, он отражался от стен и ощущался всем телом. По углам сгустился мрак и пополз к центру, заполняя пространство храма, как черный дым. Над головой девушки смыкались арки, колонны, наклонившись к куполу, давили своим весом. Жуткая надпись вспыхнула и зажглась льдисто-белым, холодным сиянием. В этих словах странница черпала силы, двигаясь вперед, пока ее сознание спало; они заставляли жить тело, требовали очнуться, были ее целью! Их писали бесчувственные, но послушные руки девушки, их шептали ее губы. Как давно она здесь, на Проклятой дороге, сколько верст прошла? Кто она?! Неведомая сила связывала страшную клятву и символ архонтов воедино!

Закрываясь рукой от сияющей надписи, странница сделала шаг назад. Она желала бы выбежать вон, но не смела. Исчез храм, заброшенная деревня и весь мир. Ее окружали сотни, тысячи существ всех рас, их объединяла смерть и клятва «отверженные да присягнут тебе». Многие лица были знакомы, но забыты; какое страстное желание владело мертвыми, протягивающими руки к живой? Заключить в объятия? Растерзать на части? Они требовали чего-то или молили? Власти, крови, пощады, правосудия?

– Я не стану никому присягать! – прошептала странница.

Над ней снова рассмеялись. Надпись на алтаре погасла. Девушка стояла одна в тихом полумраке пустого помещения. Нет, не одна! Невидимый мучитель был рядом, но ничего не требовал на этот раз. Он показывал, как из раны на ее запястье текут струйки крови; сливаясь в причудливый узор, заполняют выбоины в каменном полу храма, а силы покидают тело капля за каплей, становясь частью Проклятой дороги, уходящей в никуда. Не нужно присягать, все клятвы давно сказаны.

Это видение было самым страшным, оно лишало смысла саму жизнь, а смерть казалась благом, избавляющим от страданий. Странница не помнила, как оказалась на улице, бросилась в пожухшую траву и потеряла сознание.

Девушку разбудил мелодичный плеск волн. Кошмар закончился, она вернулась домой! Светило солнце, стрекотали кузнечики. Ласково поглаживая камни, чистая, как хрусталь, вода бежала мимо, а в ней отражалось бездонное небо. Игриво прыгая по валунам среди живописных горных долин, молодая речка еще не знала своей судьбы. Отправляясь в далекий путь от предгорий Эймарских скал, Амарантин блестел гребешками невысоких волн, купаясь в солнечных лучах короткого и жаркого северного лета. Совсем скоро сотни родников и речушек напитают его драгоценной влагой, и даже грозы, проливаясь дождями, отдадут дань великой реке, разлившей свои воды по территории огромного государства.

– Амарантин…

Снова имя реки. За ним скрывалось что-то очень важное, но, увы, пока непонятое. Странница открыла глаза. Она лежала навзничь на увядшей траве у самой дороги. Пахло сухо и пряно. Осенью. Черный проем храма приглашал войти внутрь, чтобы растерзать жуткими образами. Воспоминание из прошлого пришло как спасение, вырвавшее ее душу из объятий Проклятой дороги. Сколько раз можно искушать судьбу? Собравшись с силами, девушка встала и пошла прочь от заброшенного тракта. Неважно куда, лишь бы подальше!

Путь занял весь день. Развороченная глина маленьких, неправильной формы пашен указывала, что места пошли обитаемые. К несчастью, урожай крестьяне убрали, и поживиться на полях было нечем. Только к вечеру странница набрела на небольшое селение, надежно скрытое от посторонних глаз раскидистыми, заросшими лесом оврагами. Опасно показываться на глаза людям или нет, уже не имело значения: у девушки темнело в глазах от усталости, а желудок скручивало голодными спазмами, но с деньгами дварфа она могла рассчитывать на еду и ночлег.

В деревне странницу встретили одни лишь куры, деловито расхаживающие посреди улицы. Девушка не знала, что селяне, разогнав скот по оврагам, а детей попрятав на чердаках, сидели за закрытыми дверьми, боялись и молили Создателя уберечь их от произвола банды Герванта. В те времена весь Эймар стонал от разбойников, хорошо помнящих, как держать в руках оружие, но лишенных войной иных смыслов жизни, кроме насилия. В Морее и вовсе было опасно. Имперская армия защищала только крупные города, оставляя мелкие селения на произвол судьбы. Власть за городскими стенами валялась на дороге и, пусть на краткое время, ее мог поднять кто угодно.

Из раскрытой настежь двери трактира доносился смех и пронзительные вопли. Странница посмотрела на вывеску без названия с рисунком кружки и миски и поднялась на крыльцо.

Развалившись в деревянном кресле, закинув руку за спинку, а ногу – на подлокотник, Гервант с усмешкой оглядывал свои владения. Убогий трактир претендовал на роль замка; десяток головорезов сойдет за войско, а с ролью слуг неплохо справлялась трактирная челядь – чета владельцев заведения и перепуганные бабы. Обязанности сборщика дани принудительно возложили на деревенского старосту.

– Пятнадцать серебряных лир с целой деревни? Портки Создателя, ты вздумал со мной шутить? Мне нужно золото!

Гервант не злился. Он прекрасно понимал, что деньги у деревенских морейцев не водятся, зато есть что поесть и кого пощупать.

– Господин, как на духу говорю, мы от дорог далече, не каждый день на заработки выбираемся. Что выросло, то и едим. Нету денег больше! – голосил староста, бледнея от страха.

– Нету?! Какая жалость! Тогда мне придется тебя убить. Не вой, сам не хочу! Ты, мужик, плохо стараешься, видимо, шкурой своей не дорожишь. Тас, избавь смертного от страданий. И Создателя ради – сделай это на улице. Помоги ему, Гвидо.

Разбойник, заросший черной бородой по самые глаза, с хрустом размял шею и вытащил из ножен короткий меч, намереваясь привести приговор в исполнение, а молодой светловолосый мужчина, отличающийся поистине богатырским телосложением, схватил старосту за шиворот и потащил к двери.

Гервант зевнул, наперед зная все, что последует за его приказом: напугают до полусмерти старосту, соберут еще пару-тройку лир, напьются и свалят дальше. Не стоило быть пророком, чтобы предсказать и свою судьбу – нож в брюхо или веревка на шею. Но и такая перспектива – не повод для расстройства. Подумаешь, станет на свете одним нелюдем меньше!

«Нелюдь» – этим словом в Эймаре клеймили не подонков, а полукровок, родившихся от брака или прелюбодеяния существ разных рас. Всего четверти эльфийской крови оказалось достаточно, чтобы испортить Герванту физиономию – главарь банды был некрасив: его широкие скулы и крупный нос грубо контрастировали с длинными глазами миндалевидной формы. Их изменчивый цвет, состоящий из оттенков коричневого и буро-зеленого, не поддавался точному определению, как и возраст главаря банды. Сорок лет, пятьдесят? Жизненные бури исхлестали его лицо морщинами, проявили черты властности и недюжинного ума; обратили природную некрасивость в своеобразие. Физическая сила Герванта бросалась в глаза, но зачастую нелюдь предпочитал другое свое оружие – острый язык.

Староста взвыл, вцепился руками в табуретку и с грохотом протащился вместе с ней к порогу – Гвидо было все равно, сколько предметов за раз подхватит его крепкая рука. В этот момент в дверном проеме показалась еще одна фигура и остановилась в нерешительности.

Гервант удивленно прищурился:

– Добро пожаловать на огонек, пугало огородное. Кстати, почему так темно? Зажгите свет, гостеприимный чертог должен сиять свечами и ласкать слух музыкой. Музыкой, Гвидо, а не блеянием этого козла. Что, любезный, ты вспомнил, где лежат твои деньги?

Староста согласно закивал и выпустил табуретку.

– Вот и славно! Обобрав остальных, ты задумал оставить лишний кусок себе? Несправедливо, мужик: Создатель завещал делить чашу страданий поровну! – назидательно протянул Гервант, – Тас, возьми напарников, доверши начатое. Меньше пяти монет быть не может. Если козел будет жаться, считайте что я отвернулся.