Охэйо фыркнул.

- Почему рассуждения об общем благе у тебя постоянно приводят к этому слову? Ах да, традиция... Я, знаешь, тебя не держу. Хочешь - иди, пили головы, отдавайся на мусорных кучах, занимайся чем хочешь. Мне без тебя будет скучно... но не больше.

- Тогда зачем же ты вытащил меня?

- Ты мой друг. Даже если ТЫ этого не хочешь.

- На самом деле ты меня не выпустишь?

Охэйо улыбнулся.

- Нет. Раз ты не ценишь свою жизнь, кто-то же должен её ценить.

- Но ты не мой отец.

- Мне нравиться так поступать. Я ничего не могу с собой поделать. Да и не стоит, пожалуй...

- Что же ты хочешь делать?

- ОНИ многое рассказывают мне, но не отвечают на мои вопросы. А я должен знать. Это мир несовершенен. Это правда. Но можно создать более совершенный. Это тоже правда. Мне кажется, что именно для этого я и живу.

- Значит, тебе не всё равно?

Охэйо рассмеялся.

- Нет. Просто любое дело можно делать с умом, - а можно без ума. Я уже говорил тебе это... Можно положить свою жизнь, чтобы спасти то, что спасать незачем и нельзя. А можно отступить и начать всё сначала.

- Ты не умрешь от скромности.

- Я умру, растворившись во тьме. Не знаю только, когда.

Лэйми вздрогнул.

- Почему ты так думаешь?

- Потому, что есть сны, Лэйми. Я часто вижу это. Снова и снова. Думаю, это тебя утешит.

- Господи, Аннит, нет. Я... - Лэйми потер ладонями лицо и вдруг сел у стены, сжавшись в комок. - Прости меня. Я просто никак не могу забыть, как этот му... как Ууртай пытал меня. Думать о том, что ещё с кем-то поступают сейчас так же... или хуже, я не могу, это невыносимо...

Охэйо тоже сел у стены, прижавшись к нему боком, - совсем как тот испуганный ребенок, который нашел другого там, давным-давно, во тьме Зеркала Хониара...

- Сильно мучили?

- Я... - Лэйми яростно помотал головой, и с трудом заставил себя продолжать. - Знаешь, когда тебя пытают, чтобы что-то узнать, это, наверно, не так мерзко. Тогда можно думать: "ну вот ещё секундочку потерплю и признаюсь". Тогда ты знаешь, что можешь всё прекратить, когда станет уж совсем невмоготу. А когда так... это страшно, Аннит. Ууртай довел меня до... ну, я плакал, я был готов на всё, лишь бы он не делал больно... а сейчас мне невыносимо стыдно. Хорошо, что с тобой такого не было...

- Со мной - не было, - медленно ответил Охэйо. - Но, знаешь, в Хониаре у меня была подруга... Аттина... первая девушка, к которой я почувствовал... нам было всего по двенадцать лет, Лэйми, мы даже не успели понять, что с нами происходит. Её похитили ТЕ. Насиловали. Издевались. Это продолжалось два месяца. Всё это время я искал её. Я был... наверно, не в себе. Я совершенно не думал о том, что для ТЕХ мало разницы, - девочка или мальчик... и меня несколько раз чуть не поймали. А когда я её нашел... это было не то, что произошло с Мэнни, но близко, Лэйми. Близко. Она так и не оправилась до конца, - за все наши двести лет. Вот тогда я и объявил ТЕМ войну. Собрал всех, кого мог... и ТЕ, - почти все - провели эти двести лет в могилах, лишенные всего, но всё сознающие, - он помотал головой.

- Знаешь, те, кто говорят, что месть разрушает, прежде всего, мстящего, очень не правы. Тогда я понял, что не должен терпеть выродков только потому, что "у них своя правда". Я зарыл их в землю, - и мне стало хорошо. С этого-то всё и началось, собственно. Я понял, что мир МОЖНО изменить и улучшить, - если захотеть по-настоящему. Хотя мне, знаешь, тоже досталось. После того, что произошло с Аттиной, я считал, что чувственная любовь, - это жуткая гадость... хотя на самом-то деле мне дико хотелось... я чуть с ума не сошел от этого. Сошел бы, если бы не... Её звали Наулия. Мне было уже лет пятнадцать. Ей на год больше. Всё началось почти случайно. Мы дружили. Ходили друг к другу в гости. Болтали о всякой чуши. Потом я понял, что мне просто нравится на неё смотреть. Слушать её. Я очень хотел... но я не мог делать с ней то же, что и ТЕ. Потому что мне было... невыносимо стыдно. Я дико ненавидел себя... ты даже представить не можешь, до какой степени... а потом... - Охэйо вдруг рассмеялся.

- Знаешь, девчонки на самом деле гораздо умнее парней. Она поняла, что со мной происходит, - а я и сам-то толком этого не знал, - и пришла ко мне. Потом она... Знаешь, как тут, под Зеркалом, - вроде бы темно, но всё видно... Короче, я увидел её всю. Её грудь, живот, изгибы бедер... говорят, что взгляд йин-йаур может обратить человека в камень... ну так вот, один её... вид то же сделал со мной. Потом она подошла ко мне и начала стаскивать... на мне и так-то было надето не много, а скоро и вовсе ничего не осталось. Это как в кошмаре, - с тобой делают то, чего ты больше смерти боишься... а помешать ты не можешь, потому что на самом-то деле... Потом... - Охэйо улыбнулся и, встретившись глазами с другом, отвел взгляд. В гагатовой черноте его волос искрились нити радужных бус, - девушки Хониара дарили их тем, кто им особенно нравился. Лэйми поразило, что Охэйо до сих пор сохранил этот подарок... но в этом не было ничего удивительного.

Аннит заметил его взгляд.

- Это самое ценное, что у меня есть, - тихо сказал он. - Когда она вплетала их мне... это был самый удивительный миг в моей несчастной жизни.

- Да? Неужели с тех пор ничего...

Охэйо сел у его босых ног, опустив голову и не глядя на него.

- Тогда я так затравил себя, что мне жить не хотелось, - и на совершенно пустом месте. А когда Наулия обняла меня, вся эта блажь прошла в один миг. Моментально. Такое ощущение, знаешь, невозможно забыть...

- И только?

Охэйо поднял лицо. В его длинных зе­леных глазах плескалась насмешка.

- Вообще-то, когда она обняла меня, я просто перестал думать. Знаешь, когда к нецелованному пятнадцатилетнему мальчишке прижимается нагая девица... это то же, что прыгнуть с обрыва в горячую воду, наверное, - кожа от макушки до пяток горит, в ушах шум, в глазах радуги, в голове - всё вверх дном. Я просто сгреб её в охапку и понес к... ну, у меня была большущая постель. Это как безумие, - понимаешь, что поступаешь неправильно, но поделать ничего не можешь. А потом... смутно помню... - он вновь помотал головой.

- А потом? После...

- Ну, мне стало дико стыдно. Даже хуже, чем до этого, - хотя я думал, что это уже невозможно. Я знал, что приличные юноши не делают с девушками вещей, от которых те вопят, словно дикие кошки. К тому же, она всего меня исцарапала. Даже уши. В общем, я уткнулся мордочкой в ладони и мечтал тихо сдохнуть. А она... стала переби­рать мне волосы и говорила, какой я краси­вый... в каждом месте, и я просто тонул в оз­нобе. Я и не знал, что по всей коже может быть так сладко... В каждом месте, про которое она говорила. Даже в пупке... через него, наверное, из меня и вышла вся дурь. Я стал целовать её... везде, - даже пальцы ног, даже... и говорить, как я её люблю. Она так смутилась... Но дарить ей удовольствие... это было лучшее, что я до тех пор знал. Потом мы ласкались. Она тоже. Это было здорово, - ощутить всё её тело наощупь, от подошв до ладоней. Когда я стал... в общем, мне было очень интересно... - он опомнился и помотал головой.

- А потом?

- Мы жили вместе долго и счастливо. Я влюбился в неё по уши. Готов был делать всё, что она скажет.

- И она этим пользовалась?

- Разумеется. Но только в любви. Много позже я понял, что она сделала для меня... но было уже поздно. Мне хотелось разделить с ней всё, что я имел, свои мечты в том числе. Мне хотелось, чтобы она вместе со мной выдумывала новые истории, новые вещи. Но она... не могла. И мы расстались. Алина подошла мне куда лучше...

- А теперь? Ты не хочешь никого любить?

Охэйо широко улыбнулся.

- Хочу. Ещё как! Но, знаешь, только моего желания тут мало. А я не хочу, чтобы кто-то... любил меня.

- Но почему, Аннит?

- Я не хочу, чтобы кто-то страдал из-за меня. Я, знаешь, часто увлекаюсь вещами, от любви очень далекими, и это, наверное, навсегда. А завлечь девушку и потом просто забыть о ней ради очередной затеи... это слишком жестоко.