Синдзи даже не знал, что и думать: этот на вид добродушный красавчик тоже хотел его использовать, но не как пилота, а как общего знакомого. Ко всему прочему не скрывал своих намерений и не юлил. И это удивляло. Отчего же появилась симпатия к блондину, такая же, как к Мисато? Синдзи не мог понять. Может быть, Нагиса умеет расположить к себе людей? Даже несмотря на всю свою странность. Кроме того, Синдзи, благодаря некоторым музыкальным познаниям, отметил про себя: Нагиса говорит таким тёплым тембром, что сложно отмахнуться. Словно он подстраивается под собеседника и подбирает высоту голоса, скорость разговора и чёткость выговаривания тех или иных слов. И совсем не имело значения, что он говорит, какую чушь, — ему достаточно открыть рот, чтобы заворожить слушателя. В итоге его слова влетают не в уши, а прямо в душу. Но даже понимая это, Синдзи сложно было оторваться от странного одноклассника.
— Вряд ли смогу тебе помочь, я с Аянами очень редко общаюсь.
— Прискорбно.
И всё же почему он так за ней носится, если ему уже дали от ворот поворот? Неужели безответные чувства у Каору всё ещё теплятся? Синдзи решил спросить в лоб, заодно проверив, насколько Нагиса готов быть откровенным:
— Ты в неё влюблён? — Икари покраснел, хотя старался не подавать вида.
— Люблю, — незамедлительно ответил Нагиса, не меняя выражения лица, — как тебя...
У Синдзи чуть челюсть не отвалилась, но тот продолжил:
— ...как и всех остальных. Я люблю людей, сильно. И мне больно смотреть на эту эпоху.
— Вот это неожиданно, — промямлил пилот. — Тогда почему ты так к Аянами неровно дышишь, раз тебе милы все вокруг?
Нагиса взглянул в глаза Икари:
— Аянами ведома тенью, во власти которой многое, — произнёс скороговоркой себе под нос блондин с улыбкой на лице, но с грустью в глазах. Словно фразу и мимику выучивал перед зеркалом, — и она может повлиять на эту тень.
Синдзи впал в ступор.
— Знаешь, юмор у тебя так себе.
Но Каору продолжал внимательно всматриваться в своего собеседника, давая понять, что он не шутит. Пилот задумался: единственный, кто у него ассоциируется с «тенью», так это его собственный отец. О нём постоянно перешёптывались работники или упоминали как истину в последней инстанции в том или ином споре. Но сколько юноша ни посещал Геофронт в целом и штаб в частности — он ни разу не видел своего отца. Тот словно из тени командовал.
От одного только упоминания Икари Гендо внутри Синдзи нарастало чувство негодования. Эмоции захлестнули разум: «Если кто и мог подействовать на отца, то этого человека уже давно нет в живых! А тут этот блондинистый красавчик, который вообще ничего не знает, уверяет, что бедная девушка может к чему-то склонить самого Икари Гендо. Ну конечно, как только снег в Японии выпадет!»
— С чего у тебя такая уверенность? Оттого, что пилотируем гигантскую ходячую хрень? — внутри Синдзи забурлило. Он почувствовал, что ему надо высказаться, ибо если его собеседник считает, что от них хоть что-то зависит, то глубоко ошибается. — Да нами распоряжаются как вещью. Всем вообще пофиг на нас. Когда я в первый раз увидел Аянами, она вся была изранена, и они ещё хотели её отправить в бой, на верную смерть, даже зная об этом!
— И тут появился ты?
— Да, чёрт возьми! Так получилось, чисто случайно. Потому что в Нагое... там... — в горле Икари образовался комок.
— Что-то заставило тебя уйти, — понимающе кивнул Каору.
— В общем, в Нагое меня больше ничего не держало. И вот я оказался здесь, прямо во время первого нападения Ангела. И вместо Аянами посадили меня. Я там чуть коньки не откинул, поэтому мне страшно представить, что бы случилось с ней! А в последнем бою...
Синдзи прервался, запыхавшись. Сердце колотилось, глаза были готовы вот-вот заслезиться, а в горле пересохло.
— Прискорбно, — протянул Каору, — загубить невинную душу...
— Да, очень. Они меня называют героем, тогда как в карманах дырка от бублика, — он вывернул их для пущей убедительности, и оттуда вывалились несколько монет да парочка купюр. — И где мои комиссионные за все пережитые страдания? Вот как они к нам относятся. А ты говоришь, в её власти чего-то там изменить. Да нас вообще в грош не ставят!
— Ты думаешь, сильнее всех страдаешь? В сравнении с некоторыми обездоленными, здесь люди живут, можно сказать, припеваючи. И это касается тебя и Аянами.
Синдзи уже слишком устал, чтобы возразить. А возразить ему было что.
— Я не могу себе представить, что такое пилотировать ту машину и сражаться с теми, кого вы зовёте Ангелами. Судя по тебе, наверное, очень больно, — он пристальнее взглянул в измождённое лицо Икари, — но я уверен, что это не идёт ни в какое сравнение с адом на Земле, в котором постоянно живут люди без крыши над головой. Потому что их изгнали из родного дома, украли заслуженное будущее и всякий смысл жизни, а что самое худшее — истерзали и искалечили души. И каждый дарованный день проводят как последний. А таких сотни миллионов по всему миру. Это, — он как бы обхватил руками весь мир, — несправедливость текущей эпохи, и виновных уже не найдёшь. Ведь всему причиной то, что люди потеряли свой свет, — Нагиса приложил левую руку сначала к своей груди, потом к Икари. — Вот что я бы хотел исправить — вернуть свет во тьму.
Синдзи непроизвольно отодвинулся от собеседника. Он было хотел с ним поспорить, что те испытания, которые выпали на его долю, просто ужасные и ни с чем не сравнятся. Но не смог вымолвить и слова: инстинктивно юноша понимал, что Нагиса в чём-то прав. Да и он просто вымотался, чтобы спорить о таких высоких материях.
— Прости, — начал блондин оправдываться с присущей улыбкой, — меня что-то потянуло в дебри почём зря.
— Я просто не могу понять, при чём тут Аянами и чем она может тебе помочь? Мы же ещё не взрослые.
— Как сказать, ты не взрослый, но у тебя уже есть влияние. — Нагиса прилёг на травку, любуясь первыми звёздами на небосводе.
Икари неодобрительно глянул на лицо своего собеседника. Он не иронизировал в последних словах. Вот только Синдзи сомневался, что у него есть хоть какое-то влияние даже на собственную жизнь, чего уж там говорить про судьбы миллионов. Или Нагиса и вправду верит, что пилоты такие шишки, к которым будут прислушиваться? С чего бы?
— Если ты так хочешь изменить мир, то становись политиком, — в голосе Синдзи не было ни капли сарказма, — я за тебя буду голосовать.
— Хорошая идея, я подумаю на досуге, — усмехнулся Каору. — А сейчас надо бы идти, а то нас зальёт. Да и скоро будут подавать ужин, так что давай со мной.
— Не очень-то я голоден.
— М-м, — потянул блондин, — а как же твои трясущиеся руки?
И точно. Видимо, Синдзи уже настолько привык к такому неестественному состоянию голода и недосыпа, что до этого момента и не обращал внимания на свою дрожь. Хотя она била его не только от голода и усталости. Вместе со всем остальным нахлынувшим зудело ещё кое-что, о чём он не сказал: Мисато крайне не права, считая, что ему безразлична смерть тех людей. Как раз даже наоборот. Но в остальном она права. Возможно, права слишком во многом, отчего его ещё сильнее трясло. Они погибли за него, и не просто так. Они знали, на что идут, и не отступали до самого конца, чтобы выгадать время для Синдзи. Им необходимо было защитить пилота и долбаного «Евангелиона», ради чего они не пожалели свои жизни. И из-за этого понимания его сейчас колотило, почти как при ознобе. Это настолько неподъёмная ноша, что Икари хотел просто сбежать на край света, бросив ко всем чертям пилотирование. Ведь Аянами выздоровела, и скоро введут в строй «Еву-00», а там уже и «вторую» подвезут с настоящим профессионалом. Как-нибудь и без него справятся. Однако было ли у Синдзи теперь моральное право отказаться от пилотирования?..
