— Не извиняйтесь, — успокоил её Фуюцки, — как я уже говорил, иногда стоит отвлечься. А лишний раз выговориться — всегда помогает.
— Да... — покорно согласилась Майя, задумчиво глядя на газету в его руках. — Можно ещё один вопрос, Фуюцки-сама?
Мужчина кивнул.
— Насколько я знаю, вы хорошо владеете современной техникой и вы сами же настаивали на информатизации всех сотрудников NERV, — девушка непонимающе повернула голову на бок, — тогда зачем вам газета?
— Я хочу немного побыть старомодным, — улыбнулся он.
— Понятненько, — развеселилась девушка.
Прозвучал сигнал, и двухстворчатые двери распахнулись.
— Тогда с вашего позволения, — как только Майя оказалась вне лифта, она развернулась лицом к Козо и поклонилась, не скрывая приподнятого настроения, — я рада, что мы работаем вместе, и благодарна за проявленную вами заботу. Ваши наставления, профессор, я передам и сэмпаю.
Через мгновение девушка присоединилась к другим сотрудникам научного отдела, среди которых выделялся поигрывавший на воображаемой гитаре длинноволосый Аоба Шигеру.
— О, Май-ти! — воскликнул он, как только её заметил.
— Не называй меня так!
— Ладно-ладно, Майя-чан, у меня к тебе serious business.
— Нет.
— Ну погоди, выслушай хоть.
— Нет!
— Тебе понравится!
— И слушать не хочу!
«Молодость», — порадовался за них Фуюцки прежде, чем перед ним закрылись двери лифта.
На этаже с кабинетом Икари царила привычная тишина. Хорошо освещённые коридоры застыли во времени уже очень давно — как только сюда переехал сам командующий. Типичный кабинет для большого начальника, который соорудили инженеры штаб-квартиры, Гендо не пришёлся по вкусу. Ибо вкусы у него всегда были странные. Долго командующий не высидел там и переехал на один из верхних этажей пирамидального здания, в зал отдыха с обзорной площадкой. И этот поступок бывшего его студента был из тех, что профессор уже и не пытался понять.
Практически у самого кабинета Икари стоял переминавшийся с ноги на ногу сонный начальник инженерной службы с внушительным отчётом в руках. Измождённый сверхурочной работой мужчина никак не мог решиться предстать перед командующим. Ещё бы — его отдел сорвал все мыслимые сроки, и начальник резонно боялся, что живым из кабинета не выйдет. Во всяком случае может выйти безработным.
— Такэда-сан, — обратился Фуюцки к нему, — вы сегодня запозднились.
— А... С добрым утром, замком. Остался последний рывок, и ребята будут свободны.
— Вам на подписание? Давайте мне, я всё равно к командующему, — Козо протянул руку, — а вы сами идите отдохните, проведите время с семьёй.
— Его надо будет обратно занести, я не могу вас обременять...
— Бросьте, — настоял на своём Фуюцки, — у меня сегодня масса свободного времени. Идите, ваша смена уже давно закончилась.
Такэда ещё некоторое время сомневался, переводя взгляд то на отчёт, то на замкомандующего. В начальнике инженерной службы боролись примерный работник и любящий муж и отец. Второе победило. И это понравилось Фуюцки. Но не понравилось бы Икари.
— Я ваш должник уже в который раз, профессор, — передал Такэда документы и слегка поклонился. — Премного вам благодарен.
— Не стоит.
Как только Такэда с опущенными плечами удалился, Фуюцки прошёл в приёмную большого босса. На удивление бодрый секретарь, потягивая кофе, кивнул внезапному посетителю и указал рукой, что командующий в своём кабинете.
— Ты не так молод, чтобы пренебрегать своим здоровьем, Икари, — Фуюцки прошёл в бывший зал отдыха, скудно освещенный, просторный и полупустой: пара простых, заполненных документами стеллажей, незамысловатый, но из хорошей кожи диван и несколько удобных кресел. Никакой вычурности, никаких дизайнерских решений — функциональный минимализм во всей красе.
Сколько людей в этом кабинете лишилось работы за последние годы? Фуюцки уже сбился со счёту. Сегодня этот список мог пополниться и Такэдой. А возможно, ещё пополнится им, но позже: пусть Гендо и не злопамятен, однако проблема для многих в том, что память у него отличная. Долги он никогда и никому не прощал.
Перед стеклянной стеной, за которой открывался отличный вид на всё ещё пребывавший в полутьме Геофронт, стоял бесхитростный офисный стол, как бы довершая спартанскую обстановку. Вся мебель могла уместиться в кабинете раз так в пять-семь меньше, но Гендо предпочитал большие пространства, соразмерные с его широкими взглядами и далекоидущими планами. Однако их ограничивали идеи его жены (как кабинет — стены). Проблема в том, что Фуюцки знал, что находится за стенами, а вот что стоит за идеями Юи и каковы её цели — покрыто полумраком, как и само это помещение. В итоге Козо из всего плана Гендо видел только то, что позволял увидеть сам Гендо.
Сам Икари удобно развалился в своём неизменном потрёпанном офисном кресле, которое немногим младше Синдзи. Гендо без особого выражения лица что-то читал на компьютере и скролил мышкой, иногда отбивая на клавиатуре. В полумраке его очки ярко отблёскивали светом от монитора, создавая зловещую картину. Поэтому его сухой ответ прозвучал жутковато:
— Это уже не имеет значения.
Но Фуюцки, в отличие от большинства других людей, в том числе даже некоторых членов Комитета, уже давно перестал бояться Икари. Поэтому без особой опаски подошёл к нему, выключил монитор — и всё помещение тут же погрузилось во мрак.
— Порадуй старика, сыграй с ним, — Козо, как ни в чём не бывало сказав это, включил освещение в кабинете, затем на край стола положил отчёт инженерной службы. Гендо на него даже не взглянул, а лишь потянулся в глубины стола, аккуратно доставая оттуда настольную игру сёги с уже разложенными фигурами.
— Эту партию я обязательно должен выиграть, — уселся Фуюцки в кожаное кресло рядом со столом, — а то уже начинаю забывать, что такое победа над тобой.
Диспозиция после трёхдневной партии на сёгибане была до сих пор паритетной. Фигуры сэнтэ, которыми играл профессор последние годы, оказывали достойный хладнокровный отпор готэ, управляемым Икари. Ситуация из разряда вон выходящая, что говорило о том, что Гендо в последнее время сосредоточен на работе больше обычного. Что-то его беспокоило, догадывался Козо. Но что именно? В этих леденящих душу глазах сложно что-то разглядеть.
— Подумать только — четверть века прошло с моей последней победы.
— Да.
Фуюцки сделал ход, который обдумывал несколько часов. После чего взялся читать долгожданную утреннюю газету. На развороте: «КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ КРУАССАНОВ В АТАКЕ! Тысячи сторонников Саркози и примкнувшие к ним армейские части штурмуют парламент. Полиция дезорганизована. Премьер-министр бежал из страны».
«Ещё один прокол Комитета, — отметил про себя Фуюцки. — Что ж, сами напросились в высшую лигу».
Как и сам профессор, который уже не первый год старается обыграть своего оппонента. Он точно мог сказать, что пока война не проиграна — новые битвы будут всегда. Вопрос в том — насколько удачные. Если как у Козо с Гендо, то всё очень быстро закончится.
— Тогда у меня была фора — тебе мешала опьяняющая любовь к ним обоим.
— Да.
— Может, тебе стоит проявить капельку этой любви к Синдзи? Никто не осудит. И потом — горькая правда будет уже не такой обжигающей.
Пауза. Слишком долгая для такого человека, как Икари Гендо.
— В этом нет необходимости. Скоро и так все границы сотрутся.
Фуюцки выглянул из-за газеты и сам не понимал, что пытался найти на лице своего собеседника. Скорбь? Жалость? Ничего этого не было. Только сделанная им пауза выдавала для Козо больше, чем хотелось Гендо: вероятно, старики из Комитета ему чем-то пригрозили, если Синдзи будет отведена роль не только пилота. Но учтивый профессор не собирался развивать эту тему.