«Я приготовился принять гостей…» Я приготовился принять гостей, Украсил я свою келейку, И вышел к воротам, и сел там на скамейку, С дороги не свожу внимательных очей, И жду, – а путь лежит печальный и пустынный, Бубенчик не гудет, колеса не гремят, Лишь вихри пыльные порою закружат, – И снова путь лежит, докучливый и длинный. Огнём
Проходит она торопливо На шумных путях городских, Лицо закрывая стыдливо Повязкой от взоров людских: Пожаром её опалило, Вся кожа лица сожжена, И только глаза защитила Своими руками она. В пожаре порочных желаний Беспомощно дух мой горел, И только усладу мечтаний Спасти от огня я успел. Я жизни свободной не знаю, В душе моей – мрачные сны, Я трепетно их укрываю Под нежною тканью весны. Ночь («Уныло плавала луна…») Уныло плавала луна В волнах косматых облаков, Рыдала шумная волна У мрачных берегов, Уныло ветер завывал, Качая ветви гибких ив, – На мягких крыльях сон летал, Тревожен и пуглив. «Чайка, предвестница бури…» Чайка, предвестница бури, Вьётся над морем с пронзительным криком, Тучи сгоняют прозрачность лазури, Волны хохочут в веселии диком. Грусть, как предвестница горя, Реет над сердцем моим утомлённым. Думы, как волны сурового моря, Тяжко владеют умом полонённым. «Бледна и сурова…» Бледна и сурова, Столица гудит под туманною мглой, Как моря седого Прибой. Из тьмы вырастая, Мелькает и вновь уничтожиться в ней Торопится стая Теней. «По жестоким путям бытия…» По жестоким путям бытия Я бреду, бесприютен и сир, Но зато вся природа – моя, Для меня наряжается мир. Для меня в тайне вешних ночей, Заливаясь, поют соловьи. Как невольник, целует ручей Запылённые ноги мои. И светило надменное дня, Золотые лучи до земли Предо мною покорно склоня, Рассыпает их в серой пыли. «Нет, не любовь меня влекла…» Нет, не любовь меня влекла, Не жажда подвига томила, – Мне наслаждения сулила Царица радостного зла. Окружена прозрачной дымкой Порочных снов и злых страстей, Она сошла к душе моей Ожесточённой нелюдимкой, И научила презирать Людские скучные забавы, И чары тайные вкушать, Благоуханные отравы. Восторгов тщетных, грёз ночных Струи кипучие так сладки, – Но в сердце копятся от них Противно-горькие осадки. «Васильки на полях ослезились росой…» Васильки на полях ослезились росой, – Васильки твоих глаз оросились слезой. Пробежал ветерок по румяным цветам, Пробежала улыбка по алым губам. И улыбка, и слезы, – и смех, и печаль, Миновавшей весны благодатная даль! «Где ты делась, несказанная…» Где ты делась, несказанная Тайна жизни, красота? Где твоя благоуханная, Чистым светом осиянная, Радость взоров, нагота? Хоть бы в дымке сновидения Ты порой явилась мне, Хоть бы поступью видения В краткий час уединения Проскользнула в тишине! От людей Я осмеянный шел из собрания злобных людей, В утомлённом уме их бесстыдные речи храня. Было тихо везде, и в домах я не видел огней, А морозная ночь и луна утешали меня. Подымались дома серебристою сказкой кругом, Безмятежно сады мне шептали о чём-то святом, И, с приветом ко мне обнажённые ветви склоня, Навевая мечты, утешали тихонько меня. Улыбаясь мечтам и усталые взоры клоня, Я по улицам шёл, очарованный полной луной, И морозная даль, серебристой своей тишиной Утишая тоску, отзывала от жизни меня. Под ногами скрипел весь обвеянный чарами снег, Был стремителен бег легких туч на далёкий ночлег, И, в пустынях небес тишину ледяную храня, Облака и луна отгоняли тоску от меня. «Цветы роняют вешний аромат…» Цветы роняют вешний аромат, Слова теряют смысл первоначальный, Сменился юный пыл досадою печальной, И песни прежние докучливо звучат, – И лишь позор нагого преступленья Заманчив, как всегда, И сладко нам немое исступленье Безумства и стыда. |
