«В первоначальном мерцаньи…» В первоначальном мерцаньи, Раньше светил и огня, Думать-гадать о созданьи Боги воззвали меня. И совещались мы трое, Радостно жизнь расцвела. Но на благое и злое Я разделил все дела. Боги во гневе суровом Прокляли злое и злых, И разделяющим словом Был я отторжен от них. «Что селения наши убогие…»
Что селения наши убогие, Все пространства и все времена! У Отца есть обители многие, – Нам неведомы их имена. Но, предчувствуя райские радости, Пред которыми жизнь – только сон, Отрекаюсь от призрачной сладости, Отвергаю томленье времён. Увяданье, страданье и тление, – Мне суровый венец вы сплели. Не свершится завет воскресения Никогда и нигде для земли. «Восставил Бог меня из влажной глины…» Восставил Бог меня из влажной глины, Но от земли не отделил. Родные мне – вершины и долины, Как я себе, весь мир мне мил. Когда гляжу на дальние дороги, Мне кажется, что я на них Все чувствую колёса, камни, ноги, Как будто на руках моих. Гляжу ли я на звонкие потоки, – Мне кажется, что это мне Земля несёт живительные соки, Свои дары моей весне. «Нашу неподвижность бранью не клейми…» Нашу неподвижность бранью не клейми: Нам коснеть в пещерах, созданных людьми. Мы не можем выйти, мы не смеем жить; Много здесь предметов – нам их сторожить. Чтоб не веял ветер, солнце бы не жгло, Да воды проворной к ложу не текло. С человеком долго мы вели войну, – Человек ли скован, мы ль в его плену? Весела ль, грустна ли вражеская речь, – Надо ждать решенья – и врага стеречь. «Идти б дорогою свободной…» Идти б дорогою свободной, – Да лих, нельзя. Мой путь лежит в степи холодной; Иду, скользя. Вокруг простор, никто не держит, И нет оков, И Божий гнев с небес не вержет Своих громов. Но светлый край далёк отсюда, И где же он? Его приблизит только чудо Иль вещий сон. Он мне, как счастие, неведом: Меня ведёт Моя судьба звериным следом Среди болот. «Преодолев тяжелое косненье…» Преодолев тяжелое косненье И долгий путь причин, Я сам – творец и сам – свое творенье, Бесстрастен и один. Ко мне струилось пламенное слово. Блистая, дивный меч, Архангелом направленный сурово, Меня грозился сжечь. Так, светлые владыку не узнали В скитальце и рабе, Но я разбил старинные скрижали В томительной борьбе. О грозное, о древнее сверканье Небесного меча! Убей раба за дерзкое исканье Эдемского ключа. Исполнил раб завещанное дело: В пыли земных дорог Донёс меня до вечного предела, Где я – творец и бог. «В великом холоде могилы…» В великом холоде могилы Я безнадёжно схоронил И отживающие силы, И всходы нераскрытых сил. И погребённые истлели В утробе матери-земли, И без надежды и без цели Могильным соком потекли. И соком корни напоили, – И где был путь уныл и гол, Там травы тихо восходили, И цвет медлительный расцвёл. Покорна гласу тёмной воли, И бездыханна и светла, Без торжества, без слёз, без боли Вся сила мёртвая цвела. И без любви благоухала, Обманом жизни крася дол, И сок сладчайший источала Для пёстрых бабочек и пчёл… О, если б смерть не овладела Семьёю первозданных сил, В какое б радостное тело Я все миры соединил! «Когда я в бурном море плавал…» Когда я в бурном море плавал, И мой корабль пошел ко дну, Я так воззвал: «Отец мой, Дьявол, Спаси, помилуй, – я тону. Не дай погибнуть раньше срока Душе озлобленной моей, – Я власти тёмного порока Отдам остаток чёрных дней». И Дьявол взял меня, и бросил В полуистлевшую ладью. Я там нашёл и пару вёсел, И серый парус, и скамью. И вынес я опять на сушу, В больное, злое житиё, Мою отверженную душу И тело грешное моё. И верен я, отец мой, Дьявол, Обету, данному в злой час, Когда я в бурном море плавал, И Ты меня из бездны спас. Тебя, Отец мой, я прославлю В укор неправедному дню, Хулу над миром я восставлю, И соблазняя соблазню. |
