«Для чего этой тленною жизнью болеть…» Для чего этой тленною жизнью болеть И к утехам её мимолётным стремиться? Есть блаженство одно: сном безгрёзным забыться Навсегда, – умереть. Вот волна набежала на влажный песок, Прошептала прощальный привет и разбилась; Вот в далёком окошке потух огонёк, Вот звезда, догорая, скатилась. В умираньи, в безропотном этом мельканьи Для души, безнадёжно отравленной, есть Благодатная тайна, – о вечном созданьи Вожделенная весть. «Безотрадно тебя полюбя…»
Безотрадно тебя полюбя, Я не вижу, не знаю тебя. Отыскать я тебя не могу, – Да и как же и где же искать? Не умею тебя и назвать, Только память в душе берегу, Как однажды прошла предо мной, Вся закрытая белой фатой… За тобою пойти я хотел, Но мне кто-то остаться велел… «Светлой предутренней грёзой…» Светлой предутренней грёзой, Очерком тонким и нежным, Девственно-белою розой Светится в сердце мятежном, – Нет, не земною женою, Нет, не из дольных селений! Это – туманной порою Небом потерянный гений. «Под холодною властью тумана…» Под холодною властью тумана, Перед хмурой угрозой мороза, На цветках, не поблекнувших рано. Безмятежная, чистая грёза. С изнемогшей душой неразрывны Впечатленья погибшего рая, И по-прежнему нежно призывны Отголоски далекого мая. «Чем строже себя наблюдаю…» Чем строже себя наблюдаю, Тем лучше людей узнаю, – И с миром теснее сплетаю Печальную душу мою. Припомню деяния злые Напрасно растраченных дней, – Мне ясны тревоги мирские И злое безумье людей. «Тихо сумрак набегает…» Тихо сумрак набегает, Звучно маятник стучит, Кто-то ясный к нам слетает, О нездешнем говорит… Там, снаружи, беспокойно: Зажигаются огни, И шумливо, и нестройно Бродят призраки одни. Милых образов не видно, Всё туманно впереди, И глядеть туда обидно, – От окошка отойди, Посиди со мною рядом. Слышишь, – маятник стучит, Кто-то кроткий, с ясным взглядом, О нездешнем говорит. «Вдали, над затравленным зверем…» Вдали, над затравленным зверем, Звенит, словно золотом, рог. Не скучен боярыне терем, И взор её нежен и строг. Звенит над убитым оленем, Гремит торжествующий рог. Коса развилась по коленям, А взор и призывен, и строг. Боярин стоит над добычей, И рог сладкозвучен ему. О, женский лукавый обычай! О, сладкие сны в терему! Но где же, боярин, твой кречет? Где верный сокольничий твой? Он речи лукавые мечет, Целуясь с твоею женой. «Всё, что ей память сохранила…» Всё, что ей память сохранила В душевной глубине, Быть может, снова оживила Последних изменений сила В могильной тишине, И сон последний, сон прощальный Ей снится, – милый, но печальный. «Запах асфальта и грохот колёс…» Запах асфальта и грохот колёс, Стены, каменья и плиты… О, если б ветер внезапно донёс Шелест прибрежной ракиты! Грохот на камнях и ропот в толпе, – Город не хочет смириться. О, если б вдруг на далёкой тропе С милою мне очутиться! Ясные очи младенческих дум Сердцу открыли бы много. О, этот грохот, и ропот, и шум, – Пыльная, злая дорога! «Запоздалый ездок на коне вороном…» Запоздалый ездок на коне вороном Под окошком моим промелькнул. Я тревожно гляжу, – но во мраке ночном Напряжённый мой взор потонул. Молодые берёзки печально молчат, Неподвижны немые кусты. В отдалении быстро копыта стучат, – Невозвратный, торопишься ты. Одинокое ложе ничем не согреть, Бесполезной мечты не унять. Ах, еще бы мне раз на тебя посмотреть! Ах, еще б ты промчался опять! «Туманный день глядит в окно…» Туманный день глядит в окно, В душе и пасмурно, и строго. Воспоминания давно Стоят угрюмо у порога Изнемогающей души, Не появляясь, не скрываясь, – О днях, когда в немой глуши Я жил, восторгами питаясь, Далёкий призрак возлюбя, Мечтою обнимая тени, И жизнь недужную губя |