«Объята мглою вещих теней…» Объята мглою вещих теней, Она восходит в тёмный храм. Дрожат стопы от холода ступеней, И грозен мрак тоскующим очам. И будут ли услышаны моленья? Или навек от жизненных тревог В недостижимые селенья Сокрылся Бог? Во мгле мерцают слабые лампады, К стопам приник тяжёлый холод плит. Темны столпов недвижные громады, – Она стоит, и плачет, и дрожит. О, для чего в усердьи богомольном Она спешила в храм идти! Как вознести мольбы о дольном! Всему начертаны пути. «Суровый звук моих стихов…»
Суровый звук моих стихов – Печальный отзвук дальной речи. Не ты ль мои склоняешь плечи, О, вдохновенье горьких слов? Во мгле почиет день туманный, Воздвигся мир вокруг стеной, И нет пути передо мной К стране, вотще обетованной. И только звук, неясный звук Порой доносится оттуда, Но в долгом ожиданьи чуда Забыть ли горечь долгих мук! «Державные боги…» Державные боги, Властители радостных стран! Устал я от трудной дороги, И пылью покрылися ноги, И кровью из ран. «Так надо, так надо», – Мне вещий ваш ворон твердит. В чертогах небесных отрада, – За труд и за муки награда, За боль и за стыд. Меня бы спросили, Хочу ли от вас я венца! Но вашей покорен я силе, Вы тайно меня победили, И к вам я иду до конца. А есть и короче, Прямой и нетрудный есть путь, Лишь только в безмолвии ночи Мгновенною молнией в очи Себе самовольно блеснуть. Его отвергаю, Я вам покориться хочу. Живу и страдаю, и знаю, Что ваши пути открываю, Иду и молчу. «Змий, царящий над вселенною…» Змий, царящий над вселенною, Весь в огне, безумно злой, Я хвалю тебя смиренною, Дерзновенною хулой. Из болотной топкой сырости Повелел, губитель, ты Деревам и травам вырасти, Вывел листья и цветы. И ползущих и летающих Ты воззвал на краткий срок. Сознающих и желающих Тяжкой жизни ты обрёк. Тучи зыблешь ты летучие, Ветры гонишь вдоль земли, Чтоб твои лобзанья жгучие Раньше срока не сожгли. Неотменны повеления, Нет пощады у тебя. Ты царишь, презрев моления, Не любя и все губя. «Опять сияние в лампаде…» Опять сияние в лампаде, Но не могу склонить колен. Ликует Бог в надзвёздном граде, А мой удел – унылый плен. С иконы тёмной безучастно Глаза суровые глядят. Открыт молитвенник напрасно: Молитвы древние молчат, – И пожелтелые страницы, Заветы строгие храня, Как безнадёжные гробницы, Уже не смотрят на меня. «Короткая радость сгорела…» Короткая радость сгорела, И снова я грустен и нищ, И снова блуждаю без дела У чуждых и тёмных жилищ. Я пыл вдохновенья ночного Больною душой ощущал, Виденья из мира иного Я светлым восторгом встречал. Но краткая радость сгорела, И город опять предо мной, Опять я скитаюсь без дела По жёсткой его мостовой. «Давно мне голос твой невнятен…» Давно мне голос твой невнятен, И образ твой в мечтах поблёк. Или приход твой невозвратен, И я навеки одинок? И был ли ты в моей пустыне, Иль призрак лживый, мой же сон, В укор неправедной гордыне Врагом безликим вознесён? Кто б ни был ты, явись мне снова, Затми томительные дни, И мрак безумия земного Хоть перед смертью осени. «Я напрасно хочу не любить…» Я напрасно хочу не любить, – И, природе покорствуя страстной, Не могу не любить, Не томиться мечтою напрасной. Чуть могу любоваться тобой, И сказать тебе слова не смею, Но расстаться с тобой Не хочу, не могу, не умею. А настанут жестокие дни, Ты уйдёшь от меня без возврата, О, зачем же вы, дни! За утратой иная утрата. «Цветик белоснежный…» Цветик белоснежный У тропы тележной Вырос в месте незнакомом. Ты, мой друг, простился с домом, Ты ушёл далеча, – Суждена ль нам встреча? Цветик нежный, синий Над немой пустыней Вырос в месте незнакомом. Ты, мой друг, расстался с домом, От тебя хоть слово Я услышу ль снова? |
