Тихая колыбельная Много бегал мальчик мой. Ножки голые в пыли. Ножки милые помой. Моя ножки, задремли. Я спою тебе, спою: «Баю-баюшки-баю». Тихо стукнул в двери сон. Я шепнула: «Сон, войди». Волоса его, как лён, Ручки дремлют на груди, – И тихонько я пою: «Баю-баюшки-баю». «Сон, ты где был?» – «За горой». – «Что ты видел?» – «Лунный свет». – «С кем ты был?» – «С моей сестрой». – «А сестра пришла к нам?» – «Нет». Я тихонечко пою. «Баю-баюшки-баю». Дремлет бледная луна. Тихо в поле и в саду. Кто-то ходит у окна, Кто-то шепчет: «Я приду». Я тихохонько пою: «Баю-баюшки-баю». Кто-то шепчет у окна, Точно ветки шелестят: «Тяжело мне. Я больна. Помоги мне, милый брат». Тихо-тихо я пою: «Баю-баюшки-баю». «Я косила целый день. Я устала. Я больна». За окном шатнулась тень. Притаилась у окна. Я пою, пою, пою: «Баю-баюшки-баю». II Земное заточение «Веришь в грани? хочешь знать?..» Веришь в грани? хочешь знать? Полюбил Её, – святую девственную Мать? Боль желаний утоли. Не узнаешь, не достигнешь здесь, во мгле земли. Надо верить и дремать И хвалить в молитвах тихих девственную Мать. Все дороги на земле Веют близкой смертью, веют вечным злом во мгле. «Злое земное томленье…» Злое земное томленье, Злое земное житьё, Божье ли ты сновиденье, Или ничьё? В нашем, в ином ли твореньи К истине есть ли пути, Или в бесплодном томленьи Надо идти? Чьим же творящим хотеньем Неразделимо слита С неутомимым стремленьем Мира тщета? «Белая тьма созидает предметы…» Белая тьма созидает предметы И обольщает меня. Жадно ищу я душою просветы В область нетленного дня. Кто же внесёт в заточенье земное Светоч, пугающий тьму? Скоро ль бессмертное, сердцу родное В свете его я пойму? Или навек нерушима преграда Белой, обманчивой тьмы, И бесконечно томиться мне надо, И не уйти из тюрьмы? «Равно для сердца мило…»
Равно для сердца мило, Равно волнует кровь – И то, что прежде было, И то, что будет вновь, И тёмная могила, И светлая любовь. А то, что длится ныне, Что мы зовём своим, В безрадостной пустыне Обманчиво, как дым. Томимся о святыне, Завидуем иным. «Ветер тучи носит…» Ветер тучи носит, Носит вихри пыли. Сердце сказки просит, И не хочет были. Сидеть за стеною, работником быть, – О, ветер, – ты мог бы и стены разбить! Ходить по дорогам из камней и плит, – Он только тревожит, он только скользит! И мёртвые видеть повсюду слова, – Прекрасная сказка навеки мертва. «Неустанное в работе…» Неустанное в работе Сердце бедное моё, – В несмолкающей заботе Ты житьё куешь моё. Воля к жизни, воля злая, Направляет пылкий ток, – Ты куёшь, не уставая, Телу радость и порок. Дни и ночи ты торопишь, Будишь, слабого, меня, И мои сомненья топишь В нескончаемости дня. Я безлепицей измучен. Житиё кляну моё. Твой тяжёлый стук мне скучен, Сердце бедное моё. «Мы – пленённые звери…» Мы – пленённые звери, Голосим, как умеем. Глухо заперты двери, Мы открыть их не смеем. Если сердце преданиям верно, Утешаясь лаем, мы лаем. Что в зверинце зловонно и скверно, Мы забыли давно, мы не знаем. К повторениям сердце привычно, – Однозвучно и скучно кукуем. Всё в зверинце безлично, обычно. Мы о воле давно не тоскуем. Мы – пленённые звери, Голосим, как умеем. Глухо заперты двери, Мы открыть их не смеем. «В дневных лучах и в сонной мгле…» В дневных лучах и в сонной мгле, В моей траве, в моей земле, В моих кустах я схоронил Мечты о жизни, клады сил, И окружился я стеной, Мой свет померк передо мной, И я забыл, давно забыл, Где притаились клады сил. Порой, взобравшись по стене, Сижу печально на окне, – И силы спят в земле сырой, Под неподвижною травой. Как пробудить их? Как воззвать? Иль им вовеки мирно спать, А мне холодной тишиной Томиться вечно за стеной? |
