«Струясь вдоль нивы, мёртвая вода…» Струясь вдоль нивы, мёртвая вода Звала меня к последнему забытью. Я пас тогда ослиные стада, И похвалялся их тяжёлой прытью. Порой я сам, вскочивши на осла, Трусил рысцой, не обгоняя стада, И робко ждал, чтоб ночь моя сошла И на поля повеяла прохлада. Сырой песок покорно был готов Отпечатлеть ослиные копыта, И мёртвый ключ у плоских берегов Журчал о том, что вечной мглой закрыто. «Высока луна Господня…» Высока луна Господня. Тяжко мне. Истомилась я сегодня В тишине. Ни одна вокруг не лает Из подруг. Скучно, страшно замирает Всё вокруг. В ясных улицах так пусто, Так мертво. Не слыхать шагов, ни хруста, Ничего. Землю нюхая в тревоге, Жду я бед. Слабо пахнет по дороге Чей-то след. Никого нигде не будит Быстрый шаг. Жданный путник, кто ж он будет, – Друг иль враг? Под холодною луною Я одна. Нет, невмочь мне, – я завою У окна. Высока луна Господня, Высока. Грусть томит меня сегодня И тоска. Просыпайтесь, нарушайте Тишину. Сестры, сестры! войте, лайте На луну! «Я жил как зверь пещерный…» Я жил как зверь пещерный, Холодной тьмой объят, Заветам ветхим верный, Бездушным скалам брат. Но кровь моя кипела В томительном огне, – И призрак злого дела Творил я в тишине. Над мраками пещеры, Над влажной тишиной Скиталися химеры, Воздвигнутые мной. На каменных престолах, Как мрачные цари, В кровавых ореолах Мерцали упыри. Безумной лаской нежить Во тьме и тишине Отверженная нежить Сбиралася ко мне. И я как зверь скитался В кругу заклятых сил И скверною питался, Но смерти не вкусил. «Степь моя!..»
Степь моя! Ширь моя! Если отрок я, Раскрываю я Жёлтенький цветок, Зажигаю я Жёлтенький, весёленький, золотой огонек. Ты цветков моих не тронь, не тронь! Не гаси ты мой земной, золотой огонь! Степь моя! Ширь моя! Если дева я, Раскрываю я Аленький цветок, Зажигаю я Аленький, маленький, красный огонёк. Ты цветков моих не тронь, не тронь! Не гаси ты мой ясный, красный огонь! Степь моя! Ширь моя! Вею, вею я, Раскрываю я Жёлтенькие, аленькие цветки, Зажигаю я Золотые, красные огоньки. Ты цветков моих не тронь, не тронь! Не гаси ты мой красный, золотой огонь! «Какие-то светлые девы…» Какие-то светлые девы Сегодня гостили у нас. То не были дочери Евы, – Таких я не видывал глаз. Я встретил их где-то далёко В суровом лесу и глухом. Бежали они одиноко, Пугливо обнявшись, вдвоём. И было в них много печали, Больной, сиротливой, лесной, И ноги их быстро мелькали, Покрытые светлой росой. Но руки их смелой рукою Сложил я в спасающий крест, И вывел их верной тропою Из этих пугающих мест. И бедные светлые девы Всю ночь прогостили у нас, – Я слушал лесные напевы, И сладкий, и нежный рассказ. «Порой повеет запах странный…» Порой повеет запах странный, – Его причины не понять, – Давно померкший, день туманный Переживается опять. Как встарь, опять печально всходишь На обветшалое крыльцо, Засов скрипучий вновь отводишь, Вращая ржавое кольцо, – И видишь тесные покои, Где половицы чуть скрипят, Где отсырелые обои В углах тихонько шелестят, Где скучный маятник маячит, Внимая скучным, злым речам, Где кто-то молится да плачет, Так долго плачет по ночам. Лунная колыбельная Я не знаю много песен, знаю песенку одну. Я спою её младенцу, отходящему ко сну. Колыбельку я рукою осторожною качну. Песенку спою младенцу, отходящему ко сну. Тихий ангел встрепенётся, улыбнётся, погрозится шалуну, И шалун ему ответит: «Ты не бойся, ты не дуйся, я засну». Ангел сядет к изголовью, улыбаясь шалуну. Сказки тихие расскажет отходящему ко сну. Он про звёздочки расскажет, он расскажет про луну, Про цветы в раю высоком, про небесную весну. Промолчит про тех, кто плачет, кто томится в полону, Кто закован, зачарован, кто влюбился в тишину. Кто томится, не ложится, долго смотрит на луну, Тихо сидя у окошка, долго смотрит в вышину, – Тот поникнет, и не крикнет, и не пикнет, и поникнет в глубину, И на речке с лёгким плеском круг за кругом пробежит волна в волну. Я не знаю много песен, знаю песенку одну, Я спою её младенцу, отходящему ко сну, Я на ротик роз раскрытых росы тихие стряхну, Глазки-светики-цветочки песней тихою сомкну. |
