«Я иду путём опасным…» Я иду путём опасным Над немой и тёмной бездной С ожиданием напрасным И с мечтою бесполезной. К небесам не подымаю Обольщённых бездной взоров, – Я давно не понимаю Правды царственных укоров. Нe кляну я обольщенья, Я туда смотрю, где мглою Покрывается паденье Камней, сброшенных ногою… «В дубраве дом сосновый…» В дубраве дом сосновый Вблизи ручья. Хозяин в нём суровый, Один, как я. Хранит в тоске ревнивой Его земля. Лежит он, терпеливый, Как я, дремля. И враг всегда лукавый, С паденьем дня, Восходит над дубравой, Как у меня. «Не надейся, не смущайся…» Не надейся, не смущайся, Преходящим не прельщайся, Без печали дожидайся Утешительного сна. Всё, чем жизнь тебя манила, Обмануло, изменило, – Неизбежная могила Не обманет лишь одна. «Тепло мне потому, что мой уютный дом…» Тепло мне потому, что мой уютный дом Устроил ты своим терпеньем и трудом: Дрожа от стужи, вёз ты мне из леса хворост, Ты зёрна для меня бросал вдоль тощих борозд, А сам ты бедствовал, покорствуя судьбе. Тепло мне потому, что холодно тебе. «Ты слышишь гром? Склонись, не смейся…» Ты слышишь гром? Склонись, не смейся Над неожиданной грозой, И легковерно не надейся, Что буря мчится стороной. Уж демон вихрей мчится грозно, Свинцовой тучей облачён, И облака, что плыли розно, К себе зовёт зарницей он. Он налетит, гремя громами, Он башни гордые снесёт, Молниеносными очами Твою лачугу он сожжёт. «Солнце скупо и лениво…» Солнце скупо и лениво, Стены тускло-холодны. Пролетают торопливо Дни весны, как сны. Гулки улицы столицы, Мне чужда их суета. Мимолётнее зарницы Красота-мечта, – И, вдыхая запах пыли, Я, без думы и без грёз, Смутно помню: где-то были Слёзы вешних гроз. «Чем звонче радость, мир прелестней…»
Чем звонче радость, мир прелестней И солнце в небе горячей, Тем скорбь дружнее с тихой песней, Тем грёзы сердца холодней. Холодный ключ порою жаркой Из-под горы, играя, бьёт, И солнца блеск надменно-яркий Согреть не может ясных вод. Земли таинственная сила На свет источник извела, И навсегда заворожила От обаяния тепла. «Под одеждою руки скрывая…» Под одеждою руки скрывая, Как спартанский обычай велит, И смиренно глаза опуская, Перед старцами отрок стоит. На минуту вопросом случайным Задержали его старики, – И сжимает он что-то потайным, Но могучим движеньем руки. Он лисицу украл у кого-то, – И лисица грызет ему грудь, Но у смелого только забота – Стариков, как и всех, обмануть. Удалось! Он добычу уносит, Он от старцев идет, не спеша, – И живую лисицу он бросит Под намёт своего шалаша. Проходя перед злою толпою, Я сурово печаль утаю, Равнодушием внешним укрою Ото всех я кручину мою, – И пускай она сердце мне гложет, И пускай её трудно скрывать, Но из глаз моих злая не сможет Унизительных слёз исторгать. Я победу над ней торжествую И уйти от людей не спешу, – Я печаль мою злую, живую Принесу к моему шалашу, И под тёмным намётом я сброшу, Совершив утомительный путь, Вместе с жизнью жестокую ношу, Истомившую гордую грудь. «Мы шли вдвоём тропою тесной…» Мы шли вдвоём тропою тесной, Таинственный мой друг, – И ни единый путь небесный, И ни единый звук! Дремало мёртвое болото, Камыш угрюмый спал, И впереди чернело что-то, И кто-то угрожал. Мы шли болотною тропою, И мертвенная мгла Вокруг нас зыбкой пеленою Дрожала и ползла. К тебе я робко наклонился, О спутник верный мой, И странно лик твой омрачился Безумною тоской. Угрозой злою задрожали Во мгле твои уста, – И понял я: ты – дочь печали, Полночная мечта. |
