— Зачем?

— Была у меня там девушка, ее звали Майли. Я всегда хотел разыскать ее семью, кажется, вьетконговцы их для перевоспитания упекли в лагерь, но я не уверен.

— А с ней что случилось?

— Ее убили.

— Кто?

— Какая разница? Мы выжигали напалмом целые деревни. Армия Северного Вьетнама живьем закапывала людей на берегах Ароматной реки. Я помогал откапывать их тела. Когда я был в Сайгоне, там было место под названием Стейк, там проходили публичные казни. Французы тоже были еще те отморозки. Клетки с тиграми и все такое. Многие их легионеры были немецкими военными преступниками. Вся страна, и север, и юг, была одним сумасшедшим домом без морали и нравственности. Людей сначала поимели коммунисты, а потом и мы.

Варина изменилась в лице, открыла дверь холодильника и достала бутылку текилы, пару банок пива «Карта Бланка» и блюдце с ломтиками лайма. Она поставила текилу, мексиканское пиво и лайм на стол, достала с полки две рюмки и осторожно пододвинула их к бутылке текилы.

— Мне очень жаль, что ты потерял девушку, — сказала она. — Налей себе выпить, я вернусь через минуту.

— Не уверен, что мне хочется пить.

— Зато мне хочется, и я хотела бы, чтобы ты ко мне присоединился. Разве я сказала что-то не так?

— Нет, все в порядке.

— Просто у меня сложилось такое впечатление.

— Зачем ты отправила девчушек домой?

— Я обещала их матери, что они вернутся домой до темноты. Им идти-то здесь метров двести, но поверь, если бы я думала, что им что-то угрожает, я бы отвезла их прямо к крыльцу. Я знаю их семью с детства.

Клет открутил крышку и налил две полных рюмки. Бутылка в его руке была холодной, твердой и полной энергии.

— Может, покажешь мне теперь ту фотографию? — спросил он.

— Сейчас вернусь, — ответила Варина.

Персел сел за стол, посолил лайм, прикоснулся губами к рюмке и залпом выпил ее, запив пивом. Он почувствовал прилив крови, который заставил его закрыть глаза и резко выдохнуть, как будто тело окунули в ледяную воду. «Ух ты», — подумал он и пососал дольку соленого лайма. Он услышал звуки душа, доносившиеся откуда-то из глубины дома.

Клет снова наполнил рюмку до краев, поднес ее ко рту и посмотрел через окно, казалось, на бесконечный залив, латунная поверхность которого сливалась с небом, где солнце казалось не более чем искрой. В дверном проеме показалась Варина с мокрым полотенцем в руках. Она переоделась в джинсы, мокасины, расшитые бисером, и ковбойскую рубаху, цветом напоминающую гранат.

— Пойдем, — сказала она.

— Я налил тебе рюмку, — ответил Клет, — а пиво еще есть?

— Нет, это было для тебя. Вот та фотография, что я хотела показать.

Они перешли в комнату без окон, где из мебели был лишь диван и раскладная кровать. На диване восседал большой плюшевый медведь, словно наблюдающий за тем, что происходит вокруг него. Над ним висели две полки, заставленные антикварными индейскими куклами, каменными помольными чашами в компании томагавка и топорика, украшенных разноцветными перьями и глиняными поделками, которым, судя по едва различимым узорам, было не менее сотни лет. Варина достала из-под кровати альбом, села на матрац и начала перелистывать страницы, потерявшие от времени гибкость. Она так ни разу и не подняла взгляда на частного детектива.

Клет сел рядом с ней. Она перешла в самый конец альбома и достала конверт с фотографиями.

— Эти были сняты на фотоаппарат, которым мы пользовались вместе с Пьером, — начала объяснять Варина, — думаю, он забыл про пару фотографий, которые сделал в ночном клубе. Я их напечатала пару лет назад и тоже забыла про них, но вчера я ездила в дом в Женеаретте за парой вещей и прихватила с собой этот альбом.

Она достала снимок из конверта и протянула ее Клету. На ней Пьер Дюпре стоял перед небольшой сценой, украшенной рождественскими венками и мишурой. Рядом с ним была молодая креолка с золотыми лютиками в волосах, одетая в вечернее платье красновато-лилового цвета с орхидеей на груди. Она не касалась стоявшего рядом Пьера.

— Эту девушку вы ищете с Дэйвом Робишо? — спросила Варина.

— Это Ти Джоли Мелтон.

— И Пьер утверждает, что не знает ее?

— Так говорит Дэйв. Я не имел удовольствия познакомиться с твоим мужем.

— Я более не считаю его своим мужем.

— Думаешь, у мистера Дюпре и Ти Джоли был роман?

— Боюсь, ты меня в первый раз не расслышал. Пьер мне не муж, а это означает, что я бросила отслеживать его внеклассные приключения много лет назад. Он унаследовал худшие черты характера с обеих сторон семьи. Его дед — деспотичный урод, считающий себя генетически выше всех. Семья его матери заработала свое состояние потом и кровью арендованных зэков. Они буквально до смерти эксплуатировали этих бедных уголовников. Я ненавидела появляться с ними на публике.

— Почему? — спросил Клет.

— Они думают, что весь мир точно такой же, как и округ Святой Марии. Они считают, что официанты должны пресмыкаться перед ними всякий раз, когда они проголодаются. Они хамоватые, шумные, не читают книг и не смотрят фильмов, потому что говорить могут только о себе любимых. Они ни разу не пригласили моего отца в гости. Извини, но я их просто терпеть не могу. Не хочу больше об этом говорить. А твой брак стал историей успеха? И поэтому ты не женат? Ведь ты же не женат, верно?

Следовать логике ее размышлений было крайне сложно.

— Моя жена бросила меня ради одного буддистского гуру в Болдере, Колорадо. Этот парень заставлял людей раздеваться догола перед всей коммуной, которой он заправлял. Так она ему в придачу еще и большую часть наших сбережений передала, а наш бракоразводный процесс занял три года, и к его окончанию я уже залег на дно в Эль-Сальвадоре, где прятался от обвинения в убийстве. Может, пойдем, прогуляемся?

— Ты убил человека?

— Не совсем так. Я думал, у того парня в руке ствол. В любом случае, он был никчемным мешком дерьма и рано или поздно словил бы пулю. Мне надо выпить.

— Наливай.

— Может, вернемся на кухню? — спросил Клет.

— Нет, я хочу остаться здесь. Это была моя комната, когда я была ребенком. Она всегда оставалась моей, даже когда я покинула отчий дом. Что мне делать с фотографией?

— Отдай ее Дэйву. Если ее возьму я, это может создать проблемы с цепочкой вещественных улик.

— Там на столе стоит поднос, не мог бы ты принести напитки и лайм? А фотографию я пока положу обратно.

— На улице хорошо, может, выпьем на веранде?

— Нет, туда я выходить не хочу, комаров сегодня просто тьма. Тебе здесь не нравится?

Клет, упершись руками в колени, разглядывал дальнюю стену и индейские артефакты на полках и столкнулся взглядом с рассматривавшим его плюшевым мишкой.

— Не стоит мне называть человека никчемным мешком дерьма, даже того парня, что я прикончил в свинарнике. Его звали Старквезер,[17] прям как того парня, завалившего кучу людей в Небраске. Я просто говорю, что у меня есть темное прошлое. Какое-то время я путался с мафией в Рино и в Флэтхед-Лэйк в западной Монтане. Потом эти парни оказались на борту самолета, разбившегося в горах. Я слышал, они были похожи на свиные отбивные, когда их вытаскивали из ельника. В общем, я тот еще тип.

— Ты пытаешься меня отпугнуть?

Персел помассировал пальцами виски:

— Подожди минутку. Есть вещи, о которых я просто не могу говорить без рюмки в руке, иначе мой гироскоп заклинивает, и я начинаю падать где попало.

Он отправился на кухню и вернулся с рюмками, пивом, текилой, лаймом и солонкой на подносе.

Клет опрокинул рюмку текилы и отпил пива, чувствуя, как оно движется вниз по его горлу, холодное, яркое и мягкое. Он пососал дольку лайма и налил еще одну рюмку, которая чуть не лишила его дыхания и, казалось, моментально отразилась на щеках красными гвоздиками.

— Похоже, у меня происходят какие-то физиологические изменения. Последнее время бухло отправляется прямиком в мой кровоток, прям как героин через вену. Или как керосин в костер. Я иногда чувствую дракона, запертого в моей груди, да и ноги, бывает, не слушаются.