— Джессе, я слежу за каждым твоим движением, — сказал я, — ты арестован за сопротивление и нападение на сотрудника полиции. Если ты прикоснешься ко мне, я поставлю тебя на колени.

Его маленькие глаза, глубоко сидевшие в коричневом от загара лице, горели огнем. Я мог лишь догадываться, что за мысли пролетали у него в голове в отношении Катин и какие образы вставали перед ним после жизни, полной насилия над беспомощными людьми: чернокожими женщинами в койках за три доллара в Хопкинсе; бездомным, вытащенным из товарного вагона; сутенером из Нового Орлеана, который думал, что может возить своих девок в город и при этом не отмечаться; безграмотной женой-каджункой, тело которой сжималось в комок каждый раз, когда он касался ее. Я слышал дыхание Катин у себя за спиной:

— Дай мне закончить это, Дэйв, — прошептала она.

— Нет, мистер Джессе взял себя в руки, — ответил я, — правильно, мистер Джессе? Кончаем это дерьмо. Дайте мне слово, и мы все отправимся в город и порешаем все проблемы.

— Не делай этого, — сказала мне Катин.

— Все кончено, — сказал я, — правда, Джессе?

Он тяжело посмотрел на меня и кивнул головой.

— Мне стыдно за тебя, — сказала мне Катин.

Мы отправились обратно с Лебуфом на заднем сиденье, без наручников, но за экраном из жесткой металлической сетки. Никто в машине не проронил ни слова, пока не прибыли в управление, да и тогда открыли рот лишь для того, чтобы определить Лебуфа в камеру.

Катин первой отправилась на встречу с Хелен, затем пошел я.

— Катин говорит, что ты не поддержал ее, — сказала Хелен.

— Называй это как хочешь, — ответил я, — я не видел столь много альтернатив на тот момент.

— Никому не позволено пихать моих сотрудников.

— А ты бы что сделала?

— Лучше бы тебе не знать.

— Ты бы отмутузила старикана и подставила бы одного из своих помощников под иск о возмещении морального и физического ущерба? Ты это пытаешься сказать?

Хелен взяла ручку со стола и бросила в стакан, полный других ручек.

— Поговори с ней, она высокого мнения о тебе.

— Поговорю.

— Пока вас не было, я запросила записи телефонных звонков Лебуфа, — сообщила Хелен, — обвинений я ему пока что не предъявляла, потому как не хочу, чтобы его сразу окружила туча адвокатишек.

— И что ты нашла?

— Скажем так, он сделал несколько подозрительных телефонных звонков. Как думаешь, он способен заказать полицейского?

— Джессе Лебуф способен на все.

— Тащи его сюда, — приказала она.

По пути в камеру я увидел Катин в коридоре.

— Пройдись со мной, — попросил я.

— С чего бы это? — заупрямилась Катин.

Я положил руку ей на плечо.

— Когда я был зеленым младшим лейтенантом в армии США, я написал рапорт об одном майоре, явившемся пьяным на службу. Никто ничего не сделал. Позже этот же самый майор отправил нас на ночное задание по тропе, нашпигованной минами-лягушками и китайскими растяжками. В ту ночь мы потеряли двоих. Я знаю, каково это, когда кто-то не поддерживает тебя в деле. Но я не для этого встал перед Джессе Лебуфом. На самом деле проблема не в тебе, а во мне. Правда в том, что я ненавижу таких, как Джессе Лебуф, и когда имею с ними дело, то временами переступаю ту черту, которую не стоит переступать.

Она остановилась и повернулась ко мне лицом, заставив меня снять руку с ее плеча. Катин внимательно посмотрела мне в глаза:

— Забудь.

— Шериф Суле хочет видеть Лебуфа у себя в офисе через пару минут. Я думаю, что он нечист, но не уверен, в чем он замешан. Не сделаешь мне одолжение?

Мы быстро поговорили, после чего она отправилась к камере, а я сел на стул за углом.

— Хочу кое-что прояснить между нами, мистер Лебуф, — сказала Катин через решетку, — мне не нравитесь ни вы сами, ни то, что вы олицетворяете. Вы расист и женоненавистник, и без вас мир был бы лучше. Но, как христианка, я должна простить вас. И я смогу это сделать потому, что думаю, что и вы здесь жертва. Похоже, вы были преданы людям, которые сейчас сдают вас с потрохами. Ужасная, должно быть, у вас судьба. Но это ваши проблемы, не мои. Прощайте, и я надеюсь, что никогда больше не увижу вас.

Это был настоящий шедевр. Я подождал ее пять минут, затем отпер дверь камеры Лебуфа.

— Шериф хочет вас видеть, — сказал я.

— Я выхожу? — спросил он, поднимаясь с деревянной скамейки.

— Это шутка? — ответил я.

Я сковал ему руки за спиной наручниками и постарался, чтобы как можно больше людей видели его унижение, пока я вел его в офис к Хелен.

— Кто дал вам всем право так со мной обращаться? — спросил он.

— Не мое это дело, конечно, но я бы на вашем месте не позволил бы сделать из себя козла отпущения, — ответил я.

— Отпущения чего?

— Это уж вам лучше знать, — сообщил я, открыл дверь в кабинет шерифа и усадил его в кресло.

Хелен стояла у окна, подсвеченная бликами солнца, отражавшегося в Баю Тек. Она одарила Джессе Лебуфа приятной улыбкой. В руке она держала с десяток страниц распечаток звонков из телефонной компании.

— А вы в курсе того, что до визита Дэйва Робишо к вам домой вчера вы два дня не пользовались ни домашним, ни мобильным телефоном?

— Что-то не заметил, — ответил Лебуф. Его руки все еще были скованы за спиной наручниками, и он, похоже, начинал уставать.

— Сразу же после отъезда детектива Робишо из вашего дома вы сделали три звонка: один домой Пьеру Дюпре, другой на лодочный причал к югу от Нового Орлеана и последний — в компанию под названием «Редстоун Секьюрити». Через сорок пять минут после этого кто-то покушался на жизнь детектива Робишо.

— Я звонил Пьеру потому, что мне с ним и моей дочерью принадлежит половина «Редстоун». Я на пенсии, но все еще даю им консультации. Хотел сказать Пьеру, что я готов продать ему мои акции в компании по опционной биржевой цене, если он хорошо отнесется к моей дочери при разделе имущества. На лодочную станцию я попал случайно, видимо, набрал не тот номер. Да и кому до этого дело, в конце концов?

— Вы неправильно набрали номер? — спросила Хелен.

— Ну да. Даже не подумал об этом.

— Распечатки ваших телефонных звонков показывают, что за последний месяц вы четыре раза звонили на этот причал. Неужто каждый раз ошибались номером?

— Я стар, бывает, что путаюсь, — ответил Джессе, — а вы говорите слишком быстро, пытаетесь подловить меня. Привезите сюда мою дочь.

— Полиция Лафайетта сразу же села на хвост стрелку, — продолжила Хелен, — и вы знаете этого человека, мистер Лебуф. Он не хочет возвращаться в одиночку. Вы возьмете все на себя? В вашем-то возрасте любой приговор может оказаться пожизненным.

Лебуф уставился в пространство, его небритые щеки были испещрены маленькими фиолетовыми венами. Я понял, что мы с Хелен напрасно надеялись припереть его к стенке угрозами. Он из той породы людей, что по собственному желанию искореняют все остатки света в своей душе, делая себя невосприимчивыми к угрызениям совести и мыслям об ограничении средств в борьбе с теми, кого они считают своими врагами. Я не могу точно сказать, что делает человека социопатом. Я подозреваю, что они любят зло как таковое, что они выбирают роли и призвания, дающие им достаточную власть довлеть над другими людьми. Был ли Джессе Лебуф социопатом? А может, он был чем-то похуже?

— Не нравится мне, как ты на меня пялишься, — сообщил он мне.

— Вы хоть когда-нибудь задумывались о том, сколько эмоционального ущерба нанесли людям, которых терроризировали своей рогаткой многие годы назад? — спросил я.

— Не понимаю, о чем это ты.

— О том, что вы со своими дружками называли охотой на черномазых в черных кварталах.

Джессе покачал головой:

— Нет, не припомню.

— Выведи его отсюда, — сказала Хелен.

Лебуф громко выдохнул через нос и покинул офис Хелен, сопровождаемый удушливым запахом сигарет, словно грязным флагом. Но на этом все не закончилось. Через пять минут я стоял у стойки возврата личных вещей задержанных, где помощник шерифа передал Лебуфу желтый конверт, где находился его бумажник, ключи, мелочь и зажигалка. Я наблюдал, как он методично раскладывает вещи по карманам, праздно глядя из окна на грот матери Иисуса в тени дубов.