— А где Катин сейчас?

— Дома с детьми. Хочешь, чтобы я позвонил ей и попросил ее приехать?

Я видел, что Хелен задумалась.

— Нет, — ответила она, — я навещу ее дома. Нет никаких улик или свидетелей, указывающих на Хоровитц?

— Ноль.

— Я проходила мимо твоей двери, когда ты разговаривал по телефону. Ты не с Дэном Магелли говорил?

— Да, с ним.

— И что?

— Возможно, Клет отметелил парня по имени Ламонт Вулси в Гарден Дистрикт вчера вечером.

— Я просто не могу в это поверить.

— Все так, как оно есть, Хелен.

— Не говори мне об этом, — произнесла она, повернувшись ко мне спиной, руки в боки, нервно поигрывая мышцами.

— Хелен…

— Ничего больше не говори. Просто уходи. Сейчас. Не потом. Прямо сейчас, — бросила напоследок Хелен.

После работы я отправился к Клету в коттедж. Воздух был полон влаги, небо приняло оттенок цвета спелой сливы, а на дальнем конце канала горели кучи листьев, раздуваемых ветром в облака горящего пепла, напоминающего светлячков. Мне не хотелось мириться с приходом зимы в преддверии заморозков, которые вот уже скоро покроют изморозью деревья и тростниковые поля, уже похожие на многодневную щетину. Еще больше меня беспокоил тот факт, что зацикливание на теме смены времен года у любого человека может превратить сердце в кусок льда.

Босой Клет, одетый в измятые слаксы и майку, смотрел новости по телевизору, восседая в своем любимом глубоком кресле. Он налил себе виски в бокал и добавил яичного ликера на три дюйма из картонной коробки. На полу возле его ног находилось мусорное ведро, а в пространстве между бедром и креслом торчал рулон туалетной бумаги.

— Возьми себе банку «Диет Дока», — посоветовал он, едва глянув в мою сторону.

— Не хочу я никакого «Диет Дока».

— Тяжелый день?

— Да не особо. К чему тебе туалетная бумага?

— Что-то говорит мне, что Хелен вышла на работу.

— Проблема не в Хелен. Звонил Магелли. Он говорит, что ты надрал задницу Ламонту Вулси.

— Вулси на меня настучал?

— Нет, соседи видели, как ты вытанцовывал на его физиономии.

— Все немного вышло из-под контроля. Магелли ничего не говорил про Озона Эдди Мутона и телку по имени Конни?

— Он сказал, что Эдди и его сотрудницу похитили.

— Все еще хуже. По пятичасовым новостям показывали репортаж про пару тел, обнаруженных в багажнике сожженной машины в округе Святого Бернарда. Одна из жертв была женщиной, второе тело принадлежало мужчине. Их пока не опознали, но, приятель, в этот раз я облажался по полной.

— Может, это не они?

— Такой конец? Даже засранцы Джиакано так не убивали. Это Вулси. — Клет закашлялся, отмотал туалетной бумаги и поднес ее ко рту. Затем он сжал бумагу в кулаке, бросил в мусорное ведро и отпил яичного ликера с бренди из бокала. Я сел на кровать и пододвинул к себе мусорное ведро.

— Ты кашляешь кровью? — спросил я.

— Нет, у меня, блин, носовое кровотечение.

— И как долго это уже продолжается?

— Вулси не сразу отрубился. Пару раз он здорово меня задел. Я в порядке.

— Я отвезу тебя в «Иберия Дженерал».

— Нет, никуда ты меня не отвезешь. Что бы там ни было в моей груди, там и останется. Послушай, Дэйв. На определенном этапе своей жизни ты просто начинаешь принимать последствия принятых решений, и поступаешь так, как считаешь нужным. Я не позволю кому-либо резать меня, запихивать трубки мне в горло или вводить радий мне в вену. Если я прямо здесь откинусь с яичным ликером и «Хеннесси» в руке, значит, так тому и быть.

— Да, больницы — это зло, а яичный ликер и бухло — это добро. Ты хоть представляешь, насколько глупо это звучит?

— Я только так и умею думать.

— Это не смешно.

Клет поднялся из кресла, достал из шкафа багряную шелковую рубашку с длинным рукавом, сел на кровать и начал натягивать носки.

— Что ты делаешь? — спросил я.

— Приглашаю тебя, Молли и Алафер на ужин. Дэйв, надо получать удовольствие от каждого дня. Ведь следующего уже может и не быть.

— Не нравится мне, когда ты так говоришь.

— Дружище, наше время медленно, но верно подходит к концу. Я говорю обо всем этом дерьме с Дюпре, Вулси, мошенником-проповедником, Вариной и хрен его знает, с кем там еще они путаются. Посмотри, что они сделали с Озоном Эдди и его телкой. Они ненавидят нас. Гретхен отделала Дюпре полицейской дубинкой. Мы с самого начала тыкаем их мордой в их же дерьмо. Поквитаться с нами для них — вопрос времени. Помнишь те локоны, которые старикан держит в своем кабинете?

— Клет, ты говоришь прописные истины.

— Ты не слышишь меня, Дэйв. И Хелен не слышит. Она мыслит как администратор. Администраторы не верят в заговоры. Если бы они в них верили, им пришлось бы бросить свою работу. В этом-то и проблема. А мы в это время ждем, пока нам всадят пулю в затылок, а может, что и похуже.

— Так что ты предлагаешь?

Клет ответил не сразу. Он налил еще бренди в стакан, размешал содержимое, наблюдая, как яичный ликер приобретает коричневый цвет, и затем выпил его.

— Выжечь их.

— Ты и я? Как Белая лига, что ли?

— Дэйв, они убьют нас.

— Нет, не убьют.

— Они почти добились своего в той перестрелке у канала. Мне через ночь все это снится. И знаешь, что в моем сне хуже всего? Мы должны были там погибнуть. Тот колесный пароход был настоящим, и мы оба должны были быть на его борту. А тот сукин сын все еще поджидает нас в тумане. Но в этот раз они заберут всех нас. Тебя, меня, Алафер, Молли, Гретхен, всех. Вот что я вижу в своем сне.

Я почувствовал, как холодок пробежал у меня по спине. Я оглянулся, думая, что ветер распахнул дверь, но дверь была закрыта.

— Ты в порядке? — спросил Клет.

Нет, я был не в порядке, как и он. И я не мог понять, как все исправить. В эту минуту я не знал, что именно Гретхен и Алафер, а с ними и Ти Джоли было суждено дописать пятый акт этой луизианской трагедии на берегах Байю-Тек.

Гретхен арендовала коттедж в маленьком тенистом городке под названием Бруссар, расположенном на старом двухполосном шоссе на полпути между Новой Иберией и Лафайеттом. В среду утром она выглянула из окна и стала свидетелем сцены, в реальности которой она поначалу усомнилась. По другую сторону улицы Пьер Дюпре с ребенком входил через боковую дверь в здание католической церкви. Ребенку было от силы восемь или девять лет, его ноги были закованы в ортопедические скобы. Гретхен вышла на веранду с чашкой кофе, села на ступеньках и принялась наблюдать за церковью. Через несколько минут Дюпре с мальчиком вышел на улицу. Он отвел ребенка на детскую площадку, где усадил на качели и принялся раскачивать. Дюпре, похоже, никого вокруг себя не замечал и не понимал, что за ним наблюдают.

Спустя десять минут Пьер пристегнул ребенка на переднем сиденье своего «Хаммера», а Гретхен поставила на пол чашку с кофе, вышла на улицу и оперлась рукой на дуб, затенявший лужайку перед коттеджем. Дюпре вновь не заметил ее. Он отъехал и направился к единственному в городе светофору. Затем его лицо мелькнуло в зеркале заднего вида, и секунду спустя, зажглись стоп-сигналы его внедорожника. Он развернулся на заправке у перекрестка и поехал назад по направлению к Гретхен и припарковался на подъездной аллее в тени дуба.

— Я не сразу вас узнал, — проговорил он.

— А что, я так изменилась? — спросила она, не меняя позы.

— Если вы не хотите говорить со мной, мисс Хоровитц, я вас пойму. Но я хотел бы, чтобы вы знали, что я не держу на вас зла.

— Что-то с трудом верится.

— Наверное, я недостаточно убедителен.

Мальчик поглядывал на нее с пассажирского сиденья, его голова едва доставала до проема окна. Гретхен подмигнула ему.

— Это Гас. Он мой маленький друг в «Больших братьях»,[33] — сказал Пьер.

— И давно там?

— Совсем недавно. Регистрировал Гаса в католической школе. Я открываю стипендиальный фонд.