Попортив нервы руководству и работникам, министерский клещ улетел, но обещал вернуться.

Прочитав отчет гоблинов, Гарри нахмурился: ему все это очень не понравилось. Как выяснилось в последующем разговоре, гоблинам это тоже не понравилось, по крайне прозаической причине: время - деньги. Потерянное по вине ревизора время, которое можно было потратить на производство фарфора, обернулось потерями прибыли, и довольно существенными.

Фабрика была небольшой, это да. Вот только производила она, что называется, элитную продукцию: тончайший костяной фарфор, просвечивающий на солнце, расписанный вручную, украшенный золотом. Каждое изделие было высочайшего класса, с клеймами, с сертификатами, и производилась вся эта красота в ограниченном количестве. Для только-только поднимающегося на ноги предприятия, реанимированного из состояния разложившегося трупа, каждая проволочка и каждая потерянная минута были смерти подобны. Естественно простой больно ударил по кошельку владельца.

Однако это было не все.

Как сообщил управляющий, в министерстве начались крайне подозрительные шевеления. Не везде, но в некоторых отделах, где кучковались преданные делу Света и полного кошелька личности. Но проверки предприятий (а Гарри не один попал под раздачу), это еще полбеды. Как нехотя обмолвился Грипхук, проверки неожиданно зачастили практически ко всем магам, имеющим какое-либо производство. Практически ко всем, но... не ко всем.

Из названных имен Гарри быстро сделал очень простой вывод: не трогали тех, кто встал под знамена Света, и тех, кто не принимал участие в Охоте.

Куда хуже оказалось другое.

Аврорат начал проверки магов, прошедших испытания и продолжающих участвовать в ритуале.

***

Рабастан Лестрейндж, независимо сложив руки на груди, презрительно смотрел на хорохорящихся под его взглядом молоденьких авроров. Стоящий рядом Рудольфус пренебрежительно фыркнул, ставя их потугам казаться большими и грозными незавидную оценку.

Стоящий напротив с видом грозного петуха, защищающего свой курятник от нападок всяких подозрительных личностей аврор, услышав тихий смешок, грозно раздул ноздри и вскинул голову.

Белла не выдержала, и хихикнула, прикрывшись веером. Ярко-алая туфелька на мгновение высунулась из-под пышного черного платья, и снова спряталась в складках кружев. Долохов демонстративно скривился, отвернувшись, делая вид утомленного общением светского лодыря, но на деле обозревая происходящее в отражении большого серебряного зеркала в вычурной раме.

- Вы уже закончили, господа? - процедил Рудольфус, щелчком сбрасывая с манжета видимую только ему пылинку.

- Мерзкий Пожиратель! - прошипел светловолосый стажер, с ненавистью уставившись на лощеного аристократа. За последнее время глава Рода Лестрейндж отъелся, приобрел потускневший в Азкабане лоск, и вернул свою наглость, которая, как хорошо всем известно, второе счастье.

- Чего именно? - насмешливо осведомился маг, эффектно откидывая рукой волну алых волос за спину.

- Мрррр... - раздалось сбоку из-за выставленного щитом веера. Алые туфельки отбили эффектное стаккато, жаркий взгляд блеснувших глаз обжег лицо. Рудольфус выпрямился еще больше, выпячивая грудь. Рабастан не выдержал, и отвернулся от этой пародии на павлина, боясь заржать, как жеребец над овсяным полем.

У лорда и леди Лестрейндж явно начался второй, или какой он там по счету, медовый месяц.

Недовольно скривившиеся авроры строем промаршировали мимо сидящих с видом хозяев жизни Лестрейнджей и Долохова. Ни найти что-нибудь порочащее и опасное, ни подбросить не удалось. Эльфы следили за каждым их шагом, при каждой попытке что-то предпринять, буквально дыша в затылок. Глаза у них сверкали маниакальным огнем, сразу видно, кто дрессировал.

Приходилось уйти ни с чем.

- Я еще спляшу на твоей могиле, гад... - тихо прошипел глава группы, выходя за двери. Рудольфус только пожал плечами: сделать ему они сейчас ничего не могли, так как все участники Ритуала находятся на особом положении. Тронуть одного - значит оскорбить действием всех, принимающих участие, а это - вся верхушка общества. Такого не простят. Никому.

Но оставлять угрозы просто так... Лестрейнджи и Долохов не зря были во Внутреннем круге. Не зря.

***

Сидящий в глубоком кресле маг расслабленно дегустировал прекрасный белый чай, закусывая его засахаренными фруктами. И, время от времени, прищуривая глаза от удовольствия. Сейчас, когда никто не видел, и не надо было играть роль, надевая въевшуюся в кожу маску доброго чудаковатого старца, было прекрасно видно, какая на самом деле пряталась в глазах жажда власти, и какой сильный характер скрывается под густой белой бородой и водопадом седых волос.

Альбус в очередной раз запустил руку в коробку со сладостями, выбирая понравившееся. На губах играла ироничная, полная глубокого удовлетворения улыбка. Глупый ребенок, который решил поиграть в самостоятельность, скоро прочувствует на своей шкуре, что значит вызвать его неудовольствие.

Да, он и сам несколько заигрался, все-таки маска доброго старца имеет как плюсы, так и минусы... что ж, он учел свои ошибки, и исправил их.

Не нужно было использовать эту жалкую семейку Предателей, разве мало у него сторонников: умных, преданных, и неважно, по каким причинам? Так нет, решил пойти коротким путем... вот и поплатился за свою лень. Впрочем, даже из своего поражения он извлек выгоду: Уизли ничего не могут ему предъявить, да и на контакт идти отказываются, разбираясь между собой, и это хорошо. Он и так планировал от них избавиться, а теперь даже мараться не придется, кроме того, Рон все равно предан лично ему, зря что ли он его программировал?

Пусть чистокровные считают себя лучше всех, все равно они пляшут под его дудку, а Ритуал... он не длится вечно. Скоро он закончится, а пока... мелкие пакости, чтобы им жизнь медом не казалась.

***

Сириус медленно шел по дорожке, которую выложил своими собственными руками. Руками! Вот этими самыми! Если бы кто-то лет пятнадцать назад только заикнулся о том, что он, Сириус Орион Блэк, будет вручную, как какой-то презренный магл выкладывать дорожку в саду, при этом тщательно сверяясь с планом, чтобы выдержать рисунок... он бы этого урода показательно подверг пыткам, а после закопал то, что останется, в маленькой, очень маленькой коробочке, чтоб не воняло и не оскорбляло взгляд.