И хотя попытка Гил-Экса отравиться была целиком срежиссирована самим Ханом, эти меры предосторожности он вводил не из чистого садизма — хотя стоит признать, они и приносили ему немалое душевное удовлетворение. Смерти советников очень сильно ударили бы сейчас по его репутации — и одного трупа Джор-Эла было более чем достаточно.
Где-то через неделю таких порядков они взвоют и потребуют свободы. Тогда Хан любезно скажет, что он никого не держит силой, и что любой из них может получить полную свободу… только отказавшись от своего нулевого доступа (нельзя же, чтобы такая вещь попала в руки врагов), и подписав публично отказ от любых обязательств лорда-протектора обеспечивать их безопасность. Это сразу поубавит их прыти.
Некоторое смягчение режима содержания он допустил только для двоих — Ро-Зар, как женщины, и Зор-Эла, единственного члена Совета, который проголосовал за него на расстоянии, не находясь в Палате. Нет, охраняли этих двоих не менее тщательно, чем прочих — но, скажем так, более аккуратно и ненавязчиво. У Ро-Зар была возможность видеться с любимыми внуками, а у Зор-Эла — с не менее любимыми женой и дочерью.
Конечно, любить диктатора они от этого сразу не стали. Но раздражения у них было меньше, чем у остальных — и это делало их людьми, хотя бы теоретически пригодными к сотрудничеству.
Стали поступать первые результаты расследования от Лары. Ну, как поступать… Женщина, конечно, не спешила делиться результатами со своим нанимателем. Но так как они оба были теперь нулевыми пользователями, а квалификация взломщика была выше у Хана, он сам брал все важные записи.
Прежде всего, она восстановила доступ к архивам мужа, потерянный после его смерти… и сильно разочаровалась, судя по всему. Все записи домашнего искусственного интеллекта, имевшие отношение к Джор-Элу, были стёрты — включая его операционную систему. Вторая, более простая система, работавшая на Лару, осталась в неприкосновенности, поэтому вдова не подозревала, что с её машиной что-то не то. Вот он, побочный эффект половой дискриминации.
Впрочем, был и другой, столь же неприятный эффект. Многие следователи-мужчины просто отказывались работать под началом Лары! Кто-то в грубой форме, кто-то вежливо — «вы тут пока в парке посидите, дамочка, цветочки понюхайте, а серьёзные дела оставьте людям, которые в них разбираются, мы вам потом всё сообщим». В принципе, Ларе не привыкать было к такому отношению — в лучшие времена она умела добиться своего парой улыбок и нужных слов. Но смерть мужа явно не добавила ей сдержанности, а десятилетия жизни с Джор-Элом несколько ослабили хватку. До откровенных истерик пока не дошло, но держалась она буквально на волоске.
Пришлось послать Фаору побеседовать с самыми несговорчивыми. После этого никаких затруднений у Лары больше не было, а то, что некоторые стали заикаться — пустяки, дело житейское. Криптонская медицина это быстро лечит.
Жаль, что у него не было миллиона Фаор — провести такие беседы со всем населением… Но всё-таки, зачем понадобилось стирать ВСЕ данные, а не только последние записи системы безопасности? Только чтобы замести следы присутствия убийцы? У преступника не было доступа к селективному удалению данных или времени искать нужный фрагмент? Или… Джор-Эл знал нечто такое, что его срочно потребовалось заставить замолчать?
Или Лару просто пытаются пустить по ложному следу…
Времени у него, конечно, немного… но быстрая проверка не помешает.
Бросок в записи Совета — чем в последнее время занимался Джор-Эл? Исследования Фантомной Зоны — коронную тему, сделавшую его самым знаменитым учёным поколения — он передал следующему поколению, а сам занялся… чем?!
Хан на всякий случай прочитал название темы ещё раз. Нет, ему не показалось. Джор-Эл последние годы жизни занимался исследованием «эффекта Эрадикатора» — тех болезненных симптомов, которые настигали криптонцев, вышедших за пределы планетарного поля.
При этом ни одного доклада, не говоря уж о диссертации, Совет от него не получил. Никакого подозрения или возмущения это не вызвало — члены Совета сами выбирали себе график работы, и если считали нужным отойти от дел или зашифровать свои результаты даже на столетие — значит, так надо было. Вот лишняя публикация без согласования с Советом вполне могла поднять бурю. А отсутствие таковых — означало спокойствие и стабильность. То, что надо.
И опять-таки — умом он понимал, что это может быть и ложный след. В науке, конечно, «отрицательный результат — тоже результат». Но «чуйка», которая у аугментов развита не меньше, чем формальный интеллект, твердила — цепляйся! Бросай всё и займись этой темой! Джор-Эл нашёл что-то, что позволяло отключить или обойти эффект Эрадикатора — и ему заткнули рот, чтобы не дать криптонцам покинуть родную планету!
«Ладно, несколько дней на этот след можно выделить. Пусть вероятность выигрыша и невелика, но математическое ожидание все равно солидно…»
Он активировал контакт Нона.
— Скажите, учитель, какие преимущества перед ребёнком из маточного репликатора может иметь ребёнок, рождённый биологическим путём?
— Так ты… уже знаешь?
— Знаю! И что вы все на меня так смотрите, как будто я чудовище, пожирающее младенцев живьём? Не собираюсь я трогать ни Лару, ни её сына! У меня более важные дела есть! Мне только нужно понять, ЗАЧЕМ он это сделал!
Нон посмотрел на ученика с явным сомнением.
— Побещай мне, что не тронешь Лару. Поклянись именем Рао.
— Не могу, учитель. Для такой клятвы нужно присутствие жреца, а я с некоторых пор им не доверяю. К тому же она не будет работать со мной или с вами.
Клятва именем Рао — отнюдь не простое словосочетание, а сложный высокотехнологичный обряд. В нервную систему того, кто клянётся, внедряется имплант из солнечного камня, который наказывает его в случае нарушения. Тяжесть кары может быть разной, в зависимости от настройки — от лёгкой боли, до полного сожжения нервной системы. Все обладатели нулевого доступа приносили ряд подобных клятв на верность Совету и Криптону — их сеть имплантов следила в том числе и за этим. Но приносить новые обеты такого рода они уже не могли — система отторгала дополнительные импланты.
Вне Совета такие клятвы практиковались крайне редко — как впрочем и остальные религиозные обряды. Даже наказание болью считалось слишком жестоким для современного общества. Кроме того, обойти эту «страшную клятву» было до смешного просто — достаточно зайти в ближайшую клинику и удалить имплант (это сеть Совета нельзя вырезать, не лишившись нулевого доступа, а печать обычной клятвы никаких преимуществ не даёт). Настроить имплант на неизвлекаемость, как мину — до этого жрецы то ли не додумались, то ли посчитали святотатством менять освящённый веками ритуал (придумывали его в те времена, когда нейрохирургия была гораздо менее распространена и доступна).
— Если хотите, я могу поклясться словесно, в присутствии Хранителя истины. Она подтвердит, что я не лгу.
— Ладно, Вок с тобой, не будем беспокоить старую женщину, мы и так уже чуть не довели её до шестого инфаркта тем, что ты устроил в Совете… Поверю тебе ещё раз. Джор-Эл считал устаревшей и ошибочной саму систему гильдий. Его эксперимент — если можно так назвать — заключался в создании первого за несколько тысяч лет ребёнка без генетических шаблонов. Разумеется, некоторые фрагменты шаблона рабочего ребёнок унаследует от матери, шаблона учёного — от отца — первых будет несколько больше. Но значительная часть просто сломается в ходе оплодотворения.
Нон внимательно посмотрел на ученика, видимо ожидая взрыва ярости.
— И как это проявится на практике? Какими преимуществами и недостатками будет обладать такой гибрид с точки зрения биологии?
— Ну… он будет уступать любой из гильдий в её специализации, но в целом будет более универсален и жизнеспособен, лучше приспосабливаться к нетипичным обстоятельствам… Он также сможет — теоретически — иметь потомство от некриптонских человеческих рас естественным путём — если бы удалось найти место, где криптонец и некриптонец могут выжить одновременно, да ещё заняться таким сложным делом, как оплодотворение.
