Собрав в тот же день всех сотрудников, секретарь парткома объявил, что один из членов коллектива нарушил моральный кодекс строителя коммунизма. Он указал на меня: вот он, преступник, угроза безопасности страны! Партия будет вести непримиримую борьбу с бесстыдными нарушителями социалистической законности. Преступление мое заключалось в том, что я привел иностранца в конструкторское бюро, то есть открыл врагу, чем оно занимается.

Затем слово взял младший конструктор, член партии. Он встал, достал из кармана бумажку и прочел: “Товарищи, вы только что слышали о преступном деянии Абрамовича, из-за которого вражеский агент получил возможность узнать, над чем трудится наш коллектив. Вред, нанесенный им, огромен, и мы не можем позволить Абрамовичу продолжать свою подрывную деятельность. Я призываю всех серьезно задуматься над произошедшим”.

Когда молодой коммунист закончил свою обличительную речь, снова встал партсекретарь. “Кто за то, чтобы уволить товарища Абрамовича с работы, поднимите руки”, — обратился он к присутствующим. Разумеется, все проголосовали единогласно.

Хотя я сказал секретарю парткома, что мы с тобой вместе учились в институте, что ты уже четверть века как советский гражданин, работаешь инженером на Первом шарикоподшипниковом заводе, пользуешься хорошей репутацией, он все равно меня уволил. Правда его не интересовала — он заранее принял решение.

Основание для увольнения было указано в моей трудовой книжке, выданной на следующий день — последний день работы в бюро: “Уволен за несоблюдение правил социалистической безопасности и потерю бдительности по отношению к иностранцам”. Из-за этой формулировки я не мог получить работу в другом конструкторском бюро, да и вообще где бы то ни было.

К счастью, месяцев через девять после моего увольнения я встретил своего одноклассника, который сделал успешную партийную карьеру. Его возмутило то, как несправедливо со мной поступили, и он устроил меня в конструкторское бюро одного из крупнейших московских предприятий. Меня взяли с испытательным сроком и постоянно за мной следили. Через три месяца мой одноклассник позвонил мне, чтобы сообщить, что мной довольны, и пожелать дальнейших успехов в работе. Скоро меня назначили руководителем группы конструкторов, а еще через три месяца — начальником конструкторского бюро».

Георгий не смог скрыть волнения: «Надеюсь, ты не держишь на меня зла за то, что я избегал тебя целых два года. Думаю, ты понимаешь, в какой сложной ситуации я оказался. Я очень хочу возобновить наши дружеские отношения». Разумеется, я заверил его, что все понимаю и что продолжаю считать его своим другом.

Георгий близко к сердцу воспринял известие о том, что я уезжаю из Советского Союза. Когда за две недели до моего отъезда он пришел попрощаться, было видно, как сильно он расстроен, ведь кроме меня ему не с кем было поговорить по душам. Не будет больше прогулок в парке — единственном месте, где мы могли свободно разговаривать, не опасаясь, что нас подслушивают. Ему остается только слиться с серой массой советских граждан, шагающих в ногу по команде своих вождей. Прощаясь, Георгий прошептал: «Как бы я хотел оказаться на твоем месте». Потом протянул руку и произнес: «Прощай, дорогой друг!»

За годы жизни в Советском Союзе над моими отношениями с женщинами, как и надо всем, что я делал, постоянно нависала угроза слежки. Приходилось быть подозрительным, соблюдать осторожность. Связь с женщиной или обещание связи легко могло оказаться ловушкой, которую расставили соответствующие органы. Их интересуют ваши слабости, чтобы можно было управлять вами или получить на вас компромат и в будущем, если понадобится, шантажировать, подвергнуть наказанию или окончательно заманить в свои сети.

Впервые меня попытались поймать таким образом в Сталинграде, после инцидента с Люисом и Брауном. Однажды ко мне подошла симпатичная русская девушка и, протянув записку, удалилась. Я тогда еще плохо знал русский язык и показал записку одному из наших русских американцев. В ней говорилось, что я обрел свободу в Советском Союзе, что у меня здесь много друзей, в том числе и она. Я решил не отвечать и вскоре забыл о записке.

Через неделю я с удивлением увидел эту девушку в подъезде своего дома. Она спросила, нельзя ли ей зайти ко мне, и, хотя я предпочел бы ей отказать, я побоялся показаться невежливым и впустил ее к себе в комнату. Не прошло и получаса, как она попросила меня купить ей кое-что из одежды и пару туфель в магазине для иностранцев. Я сразу же заподозрил неладное, не зная, хочет ли она приодеться или же ее подослали ко мне, чтобы вовлечь в операции на черном рынке, то есть нарушить закон. Я сказал ей, что помочь не могу, поскольку то, о чем она меня просит, незаконно.

Несмотря на мой отказ, она еще несколько раз заходила ко мне. Она была замужем, и я никак не поощрял ее интереса ко мне. Тем не менее однажды она явилась с явным намерением затащить меня в постель. Минут через пятнадцать она просто напала на меня: хватала, лезла с объятиями и поцелуями, пыталась соблазнить. Мне буквально пришлось от нее отбиваться. Девица эта меня нисколько не интересовала: во-первых, она была не в моем вкусе, и во-вторых, я подозревал, что ее ко мне подослали. После того как я сказал ей, что не собираюсь жениться на русской, потому что у меня есть девушка в Нью-Йорке, она отстала и больше не приходила.

Следующее испытание ждало меня в Москве, когда я уже работал на Первом шарикоподшипниковом заводе. Я был дома, услышал стук, открыл дверь и увидел перед собой молодую красивую, хорошо одетую женщину.

— Вы Робинсон? — спросила она.

— Робинсон.

— Я из «Правды». Можно войти? Я получила задание от редакции познакомиться с вами. Мы хотим написать о вас.

Я провел ее в комнату и спросил, что именно ее интересует.

— Не будем торопиться с интервью. Сначала я бы хотела получше вас узнать.

Она поинтересовалась, где я получил профессию, и потом начался какой-то долгий и бессмысленный разговор. Наконец, я не выдержал и спросил, когда она приступит к интервью.

— Зачем торопиться, — сказала незваная гостья и через несколько минут перешла в наступление; загнав меня в угол, она стала приставать ко мне с объятиями и поцелуями. В любом случае женщина эта мне не понравилась. Я сомневался в искренности ее чувств, и мне была неприятна ее чрезмерная напористость. В женщине меня привлекает не только внешность, но и ум; любовная связь — это не совокупление собак, которые снюхались где-нибудь в переулке, сделали свое дело и разбежались. Хотя моя гостья была привлекательной, стройной, элегантной женщиной, я остался к ней равнодушен. Сказал ей без обиняков:

— Послушайте, если я вступлю с вами в отношения, то вы потребуете, чтобы я на вас женился. Я же не собираюсь ни на ком жениться в России, поэтому лучше бы вам оставить меня в покое. Между нами ничего не может быть.

Она явно огорчилась и сказала с чувством уязвленной гордости:

— Вы первый мужчина в моей жизни, который остался ко мне равнодушен.

Мне потребовалось два часа, чтобы окончательно избавиться от нее. Она не оставляла надежды меня соблазнить — видимо, я ее заинтересовал как сложный случай. Она оголила передо мной все, что только возможно. Разве что не разделась совсем. Наконец, поняв, что продолжать свои игры бесполезно, она ушла. Среди русских распространено мнение, что чернокожие мужчины не могут устоять перед белыми женщинами. Хотя слово «черномазый», которым в России называют негров, буквально значит «темнокожий», за ним угадываются представления о том, что своей темной кожей африканцы обязаны необычайно сильному возбуждению во время полового акта. Из некоторых фраз, брошенных моей гостьей, я заподозрил, что ее подослали, чтобы проверить, действительно ли черные не контролируют свою сексуальность, и найти мое слабое место.

Примерно через год после этого случая я познакомился на трамвайной остановке с симпатичной молодой женщиной. Вроде бы встреча была случайной, не подстроенной, и со временем эта женщина стала проявлять ко мне совершенно искренний интерес (независимо от того, подослали ли ее ко мне вначале или нет). Она подошла ко мне, когда мы оба ждали трамвая, и спросила, не Робинсон ли я. Потом объяснила: «Я работаю рядом с Первым подшипниковым, на шинном заводе. Я вас раньше видела и много о вас слышала от наших рабочих, и в газете читала. Очень рада с вами наконец познакомиться. Меня зовут Лена».