Что это было за зрелище! Затаив дыхание, мы смотрели, как Нил Армстронг и Базз Олдрин ступили на поверхность Луны. Вместо естественных для такого момента аплодисментов послышались всхлипывания, а кто-то не смог сдержать рыданий. Когда короткая хроника закончилась и зажегся свет, люди некоторое время оставались на своих местах, а потом молча потянулись к выходу. У многих на глазах были слезы. Я вышел одним из последних — старался не попадаться на глаза русским, пребывавшим в столь подавленном состоянии. На улице все мужчины и почти все женщины медленно двинулись в одну сторону, образовав нечто вроде похоронной процессии. Любопытство одержало верх над осторожностью, и я, держась на безопасном расстоянии, пошел вслед за ними. Оказалось, что отдыхающие направлялись в сельский магазин в двадцати минутах ходьбы от дома отдыха, чтобы там утопить свое горе в бутылке.

Скоро перед магазином выстроилась очередь за водкой и солеными огурцами. Потом все расселись на траве и принялись молча пить и закусывать. Через некоторое время поднялся на ноги какой-то маленький лысый толстяк и произнес речь. Его примеру последовали еще несколько человек. Главный смысл их выступлений состоял в том, что высадка американцев на Луне — это очковтирательство и что Советский Союз скоро перегонит Америку — если уже не перегнал. Примерно через час я вернулся в дом отдыха. Всю неделю никто не приставал ко мне, как к иностранцу, с расспросами, никто не произносил патриотических тирад о превосходстве русского народа и советского образа жизни.

Все заранее запланированные мероприятия отменили — соревнования по баскетболу, танцевальный конкурс, поездку в Палех (расположенное неподалеку село, где расписывали красивые сувенирные шкатулки, причем в той же технике, что и во времена Петра Первого). Большую часть времени отдыхающие были предоставлены сами себе, и главной темой разговоров стала высадка американцев на Луне. Один из таких разговоров, который мне довелось услышать, вели за бутылкой водки пятеро мужчин, расположившихся под деревом.

— Знаешь что, Витька, во всем виноват этот подлец Хрущев. Если бы не он — мы были бы первые на Луне.

— Что ты такое говоришь? Хрущев уже пять с лишним лет как на пенсии.

— Ну и что. После того как он ушел, новому Политбюро пришлось долго исправлять ошибки, которые он наделал. Теперь все буржуи-капиталисты радуются, что опередили нас. Черт бы их побрал!

Третий из их компании сказал философски:

— Сначала я в себя не мог прийти от этого известия, но сейчас стараюсь примириться с тем, что произошло. И вам советую сделать то же. Давайте-ка выпьем — ничего тут не поделаешь.

Когда я вернулся в Москву, город показался мне еще более серым и мрачным, чем обычно. Плакаты с лозунгами, славящими СССР — покорителя космоса, исчезли. В моем цеху остались только плакаты с призывами лучше работать, не допускать брака, крепить дисциплину и выполнить план к юбилею Октябрьской революции. Никто из рабочих не заговорил со мной о высадке американцев на Луне, а самому мне не стоило начинать об этом разговор. Казалось, ничего не произошло за время моего отсутствия. Мне было интересно узнать, как восприняли космический успех США рабочие. Примерно через неделю после моего возвращения из отпуска один из заводских, которому я доверял и который был близок к партийным кругам завода, подошел ко мне во время обеденного перерыва и сказал: «Знаешь, Боб, все мы тут были совершенно потрясены. Не могли поверить своим ушам, ведь нам твердили о том, что мы обогнали Америку в космосе. Помнишь, еще Хрущев обещал, что мы первыми прилетим на Луну. Люди ему верили, и мы не были готовы к тому, что случилось. Для нас всех это тяжелый удар».

Многие годы кремлевская пропаганда усиленно распространяет миф о том, что Советский Союз — единственная в мире страна, где достигнута социальная справедливость. Это настоящий рай, где царит равноправие, — втолковывают советским гражданам и иностранцам. Формально расовой проблемы в Советском Союзе не существует, однако на самом деле это далеко не так.

В первые дни в Сталинграде я не понимал, насколько силен здесь расизм, поскольку мне приходилось защищаться от своих соотечественников, американских рабочих-контрактников, которые вознамерились меня выжить. Кроме того, в начале тридцатых годов советское правительство принимало иностранцев с распростертыми объятиями; но всего лишь через несколько лет каждый иностранец оказался под подозрением, как потенциальный враг или саботажник. После войны официальная политика состояла в восхвалении русского народа — лучшего в мире. Со старых предрассудков смахнули пыль и пустили их в оборот. Быстро распространился антисемитизм; евреи — или, как их уничижительно называли, «жиды», — снова стали людьми второго сорта. Вступить в брак с евреем или еврейкой — значило уронить себя в глазах русских друзей и родственников. Из-за постоянного социального давления смешанные браки зачастую заканчивались разводом. К концу пятидесятых годов евреев перестали принимать в ведущие учебные заведения страны, а большинство из тех, кто успел сделать партийную или военную карьеру, сместили с руководящих постов.

Из всех этнических групп и национальностей хуже всего русские относятся к черным и азиатам. Я узнал о фанатической нетерпимости русских к своим же советским гражданам из восточных регионов страны на второй год войны. К нам на завод прислали большую группу желтокожих мужчин из Узбекистана и Казахстана, чтобы заменить ушедших на фронт рабочих. В действующую армию азиатов старались не брать, а направляли их в строительные батальоны: считалось, что им можно доверить разве что лопаты и кирки, но не оружие. Они ворочали камни, валили лес, строили дороги, как американские каторжники.

Сообщение о том, что к нам едут рабочие из Средней Азии, вызвало всеобщее неодобрение. Заводские относились к ним с брезгливостью; послушать их, так азиаты были и глупые, и ленивые, и злобные, и вероломные, да еще от них плохо пахло. Однако, оказавшись в чужой среде, среди враждебно настроенных людей, рабочие из Средней Азии, на мой взгляд, вели себя скромно и спокойно. Разумеется, были у них свои проблемы — плохое знание русского языка, недостаток технического опыта, неприспособленность к жизни в большом городе. В Москве жизнь их превратилась в настоящий ад. На работе русские осыпали их насмешками и оскорблениями. Какие бы неполадки ни случались, вину неизменно взваливали на кого-нибудь из азиатов. Мне было странно слышать, как издевались наши рабочие над узбеками и казахами, которые летом не снимали теплых халатов. Им и в голову не могло прийти, что такая одежда служит прекрасным термоизолятором, и азиаты, в отличие от них самих — краснолицых и потных, не страдают от жары. После нескольких месяцев издевательств рабочие из Средней Азии одновременно, как по команде, снизили темп работы. Через несколько дней ни одного из них не осталось на заводе. Думаю, что их не расстреляли на месте, а отправили на родину только потому, что страна в военное время особенно нуждалась в рабочей силе.

Среди русских распространено мнение, что китайцы, японцы и корейцы принадлежат к особой породе людей, отличающейся необыкновенной хитростью. Благоразумный русский и не подумает жениться на китаянке или кореянке. Я много раз замечал, с каким предубеждением относятся русские к людям желтой расы. Свидетелем одного такого случая я стал летом 1953 года во второразрядном доме отдыха. Северные корейцы тогда были на хорошем счету, ведь они сражались против американцев. Из Северной Кореи в Советский Союз стали приезжать молодые люди, чтобы получить техническое образование, не доступное им на родине. Один из них, летчик по имени Чанг, участвовавший в воздушных боях с американцами, отдыхал в том же доме отдыха, что и я.

В первый вечер, который, по традиции, был вечером знакомств, симпатичная девушка пригласила Чанга на танец. Он великолепно танцевал, легко и свободно, и в следующие несколько дней их можно было часто увидеть вместе: девушка занималась с Чангом русским языком, а по вечерам они танцевали. Однажды я невольно подслушал разговор двух отдыхающих, пришедших поглазеть на танцы. «Хорошо бы родители запретили девчонке путаться с этим азиатом», — сказал один. «Я с ними поговорю, иначе дело кончится желтокожим косоглазым младенцем. То, что мы помогли корейцам выиграть войну с Америкой, еще не значит, что нам нужны желтокожие дети. В конце концов, мы культурнее их», — согласился с ним его собеседник.