Насчет того, какие приятные сюрпризы ждут «джикея», Таран мог только догадываться. Тем более что он, как и его покойные коллеги, вряд ли действовал тут по поручению правительства США. А следовательно, не мог рассчитывать ни на какую государственную помощь и поддержку. Тем более что он, несмотря на европеоидную внешность, мог оказаться даже не американским или европейским гражданином, а хрен знает каким, может, даже российским или вовсе лицом без гражданства. Ясно, что этот тип мог даже русский язык знать, но, конечно, нипочем не сознался бы в этом, ибо обращение по-русски к тем, кто его сцапал, навряд ли сильно улучшило бы отношение к этому товарищу. Скорее наоборот, это резко увеличило бы его шансы получить по мордасам.

— Н-да, — критически оглядев тех, кто ходил на захват Сорокина, заметил Болт, — мы, вятские — ребята хватские, четверо одного не боимся. Классно он вас отоварил, ничего не скажешь! Хотя по внешности, гражданин Еремин, товарищ постарше вас будет.

— Мастерство не пропьешь, — вздохнул Механик, почесывая солидную шишку на затылке, которую набил, треснувшись головой о стену. — А товарищ, видать, этому мастерству хорошо учился.

Таран ничего не сказал, потому как правый глаз у него заметно сузился, а вся область вокруг него обещала вскорости густо посинеть. Давненько ему, года три уже, таких капитальных фингалов не ставили. Кроме того, еще и на скуле ссадина имелась и сочилась кровью. Фиг ее знает, откуда взялась?

Конечно, Доврон выглядел похуже. Нос у него, правда, уже не кровоточил, зато распухал и синел прямо на глазах. И скулы ободраны были, и щека — в общем, не позавидуешь парню.

Но все это были цветочки по сравнению с Богданом. У него даже внешне форма лица малость изменилась, похоже, оператору требовалось вмешательство челюстно-лицевого хирурга.

— Ничего, — подбодрил его Болт. — До пятой свадьбы заживет.

— Спасибо, — прокряхтел Богдан, — я покамест только третий раз женат.

— Тем более. Ты, Латифьгч, тоже не кручинься, по-моему, нос тебе не поломали. В худшем случае будет благородная римская горбинка. Может, даже за итальянца со временем принимать будут. У вас, кстати, отставной падишах в Италии живет. Может пригодиться.

— Я за другое переживаю, — буркнул Доврон. — Там, у Мирджана в доме, Шафиха меня видела, тетка ее Шайстагый, еще бабы из нашего кишлака. Могут талибам сказать, сдуру, конечно…

— Навряд ли, — успокоил Абу Рустем. — Сообразят небось, что если те пойдут твоему отцу мстить, то весь кишлак раскурочат. А потом, я думаю, в ближайшие дни талибам уже не до вас с отцом будет. И Гуль-Ахмад навряд ли в разборку втянется. Ему после нас надо свою пещеру в порядок приводить. Что с возу упало, то пропало…

Таран еще раз подумал, что товарищ Абу Рустем, несмотря на вполне арабскую внешность и типично шейховские манеры поведения, явно человек свой. Слишком уж хорошо русские пословицы знает.

Пошевелился закутанный в кошму Сорокин, и Болт озабоченно полез во внутренний карман куртки.

— Надо его усыпить поскорее. Говорят, этот тип не то гипнозом, не то еще какими-то фокусами пользуется. Безо всякого ГВЭПа.

— Может, лучше пристрелить для спокойствия? — предложил Механик. — И фраерка этого заокеанского заодно… Меньше народа — больше кислорода…

— Ну ты даешь, — проворчал Богдан, приняв болтовню Механика за чистую монету, — ломались-ломались, чтоб его живым схопить…

— Слушай его больше! — буркнул Болт. — Сам маленький, а язык как помело.

И, вытащив из какой-то плоской коробочки шприц-тюбик, вколол его Сорокину через одежду.

— На двенадцать часов хватит, — пояснил Болт.

Таран отчего-то засомневался. Он сразу вспомнил о Полине и о том, как она даже, будучи в состоянии, похожем на кому, творила всякие лихие дела. Если этот пожилой громила обладает похожими свойствами, то, даже будучи в усыпленном состоянии, может какую-нибудь пакость устроить.

Такой же (по внешнему виду) тюбик вкололи и «джикею». Но, как показалось Юрке, вовсе не потому, что он тоже мог оказаться экстрасенсом. Возможно, что и содержимое тюбика было иное, потому что почти сразу после того, как трофейный тип заснул, Богдан навел на него дуло ГВЭПа. Не иначе решил скачать у него из мозгов всю полезную информацию.

Примерно через час полета, вдоволь попетляв по разным ущельям и ни разу не угодив под чей-либо огонь, «восьмуха» села на зажатую горами площадочку, сильно напоминавшую ту, с которой взлетала. Разница состояла в том, что обстановку на ней контролировали два «ГАЗ-66» со спаренными зенитками в кузовах, а на земле ее сторожили бойцы из Северного альянса. В зеленых камуфляжках, то ли китайского, то ли российского покроя.

То, что «зэсэушки» не стали палить по вертолету, который нес на себе талибанские опознавательные, объяснялось тем, что на подлете к площадочке радиогарнитуру нацепил великий и мудрый, светлейший шейх Абу Рустем и начал что-то говорить тем, кто слышал его внизу. Несмотря на то что Юрка был вовсе не корифей в языкознании и почти ни хрена из переговоров шейха не понял, он мог бы и зуб дать, и даже глаз подбитый за то, что шейх говорил вовсе не по-арабски. Доктор Сулейман и секретарь Абдулла, похоже, слабовато понимали, о чем речь. А вот Болт, напротив, как видно, все понимал. Чуть позже, когда в речи шейха промелькнуло довольно понятное слово «узбекляр», Юрка усек, что Абу Рустем, видать, шпарил по-узбекски, причем владел он этим языком явно не хуже, чем русским.

В общем, так или иначе, но приземлилась «восьмуха» в расположении узбекских подразделений, формально подчинявшихся генералу Рашиду Дустуму, но действовавших почти автономно. Однако дорогого и глубокоуважаемого Абу Рустема в здешних краях знали хорошо. Возможно, что у некоторых здешних ребят, как и у Латифа с Довроном, тоже бабки лежали в Шардже, где делал свой скромный бизнес товарищ шейх.

Так что и самому шейху, и сопровождающим его лицам, за исключением пленников, был оказан весьма теплый прием. Доврону выделили забесплатно спутниковый телефон, чтоб он созвонился с любимым папочкой и доложил об успешном исходе дела. Выяснилось, что Латиф не требует немедленного возвращения сынули, поскольку все со дня на день ждут американских налетов, и гораздо безопаснее переждать их у северян, которых скорее всего бомбить никто не будет.

Разумеется, гостей нормально покормили, дали отдохнуть, обеспечили заправку вертолета, а ближе к вечеру прислали пилота, который помог Ване проделать ночной полет до площадки, на которую не только вертолеты садились, но и небольшие самолеты. Едва выгрузившись из вертолета, все быстренько пересели в зеленый бипланчик «Ан-2», почти такой же, как тот, с которого Юрке пришлось прошлым летом прыгать в чеченские горы. На сей раз, правда, десантироваться не потребовалось, «аннушка» благополучно перевезла всех, и российских, и эмиратских граждан, «за речку». Правда, за какую именно, в смысле, за Пяндж или за Амударью, Юрка так и не усек, только запомнил, что в момент пересечения бывшей советской границы Болт и Механик не самыми лучшими голосами, но, как говорится, с душой, дуэтом завыли тоскливую, незнакомую Юрке песню. Он лично из нее только припев запомнил:

Но самое интересное, что через некоторое время к этому дуэту присоединился великий и мудрый шейх Абу Рустем. Причем похоже, что для него это была вовсе не иностранная, а даже очень своя песня. Но Таран, конечно, никаких лишних вопросов задавать не стал. Так оно спокойнее.

Там, в этом самолете, как ни странно, обнаружились сумки с той самой «гражданкой», в которой люди Болта отправлялись из Москвы. Нашлась одежка и для шейха со товарищи. Бурнусов им, правда, не выдали, но кожаные куртки с капюшонами они получили очень даже классные. Ну и вязаные шапки тоже на всякий случай выделили. Что же касается Сорокина и непоименованного «джикея», то их именно в этом самолете загрузили в довольно комфортабельные ящички с надписями: «Медицинское оборудование. Не кантовать!»