— И не только за него. Так что будет лучше, если мы свалим побыстрее, а ты потом сюда вернешься с представителями посольства и адвокатами.
Галя решительно утерла носик и сказала:
— Пошли!
И они двинулись к тропке, ведущей через болото. Уже совсем рассвело, и над лесом забрезжило хмурое осеннее утро…
НА НОВОМ МЕСТЕ
Именно в этот момент, в нескольких сотнях километров южнее, Юрка Таран открыл глаза. Сразу после этого он поспешил их закрыть, а потом еще немного поморгал, чтоб убедиться в своем пробуждении. Нет, ничего особо страшного он не увидел: ни чертей с рогами, ни инопланетян со щупальцами, ни скелетов ходячих.
Напротив, все, что его окружало, даже в предутренней полутьме выглядело весьма симпатично и уютно.
Юрка лежал в мягкой постели, на свежем, даже малость хрустящем белье, но… не в своей родной спальне. Ту, маленькую комнатку, меньше десяти квадратных метров площадью, где он прожил большую часть жизни, Юрка ни с чем не перепутал бы. Во всяком случае, поставить там торцом к стене двуспальную кровать нипочем не удалось бы. Спальня в квартире Веретенниковых, где Юрка прожил почти два года, была чуть побольше, но и там кровать стояла вдоль стены. А уж каморка, где Юрка с Надькой жили в МАМОНТе — был такой короткий период! — при раздвинутой диван-кровати почти полностью лишалась свободного пространства. Здесь этого самого пространства, судя по всему, имелось до фига и больше.
Хотя кровать стояла торцом к одной из стен, до противоположной стены надо было еще метра три протопать. А до других, в том числе и до той, в которой просматривалось зашторенное окно, — и того больше. И вообще, спал Таран, судя по всему, не на своей диван-кровати, а на какой-то более просторной, почти квадратной. Она, конечно, несколько уступала тому сексодрому, который стоял в бунгало, куда Тарана затащила Полина, но имела вполне сопоставимые размеры. Площадь спальни явно превосходила не только большую комнату в Юркиной двухкомнатной квартире, но и более просторную столовую в квартире Веретенниковых.
Слева от Юрки что-то сладко посапывало. Даже не приглядываясь, ориентируясь только по этому сопению и знакомо-приятному запаху, Таран не смог ошибиться — он спал под боком у законной супруги. А на некотором расстоянии от большой кровати Юрка разглядел вполне знакомые очертания Надькиного туалетного столика. Но люстры такой у Таранов отродясь не было.
Самочувствие у Юрки вполне подходило под определение «комфортное». То есть ничего нигде не болело, кашлем-насморком он не маялся, хотя, просидев несколько часов в холодной камере у Сидора, вполне мог бы простудиться. Про камеру и допрос Юрка помнил отлично, а вот как сюда переместился — ни хрена. Это являлось единственным обстоятельством, которое сильно беспокоило Тарана. Куда ж его занесло, блин?
Таран, как человек почти непьющий, в прежние времена очень редко переживал ситуации, когда у него отказывала память и он, очутившись неизвестно где, не мог припомнить, как дошел до жизни такой. Один случай был больше трех лет назад, когда прапорщица Кира наврала ему, будто он может сходить на свидание с Надькой за территорию части. Таран поперся, как дурак, и попал в лапы к браткам Дяди Вовы, которые усыпили его хлороформом и увезли на пикапе с надписью «Школьные завтраки». Другой случай произошел прошлым летом, когда Полина заморочила им с Надькой мозги и увезла аж на Малые Антильские острова.
Но все же и в том и в другом случае предыстория этих ситуаций Юрке была более-менее понятна. Точно так же, как и все события, предшествовавшие попаданию Юрки в подвал к Толе Сидорову. Допрос, а вернее, почти дружескую беседу и последующие «заочные ставки» Таран запомнил неплохо. И то, что под конец этого мероприятия появился Птицын — тоже. Даже запомнился один из конвоиров, как раз тот, что шлепнул Юрку по губам, который появился одновременно с полковником и принес Тарану одежду. Но что было дальше — память не сохранила. Вроде бы по голове Юрку больше не били, инъекций никаких не делали, даже тряпку с хлороформом к морде не прижимали. Может, какой-нибудь иголкой издали стрельнули? Например, из авторучки, типа той, которой Тарана вооружали для захвата умной компьютерной девушки Ани Петерсон. Но ведь укол шприц-иголки Юрка наверняка успел бы почувствовать. Однако, как ни напрягал он память, никакого укола припомнить не сумел. Да и вообще, каких-либо странных симптомов, возникших сразу после появления Птицына, Таран не отметил. Сознание отключилось так, как если б работало от электросети. Нажал на кнопку — и погасло, как лампочка, одномоментно. А затем кто-то снова нажал на кнопку, и сознание включилось, заработало.
Больше всего это самое «вкл. — выкл.» смахивало на то, что происходило с Юркой летом прошлого года, когда они с Надькой угодили под воздействие Полины. Тогда она забесплатно и бесконтрольно провезла их аж на трех самолетах, заморочив мозги погранцам, таможенникам и прочему персоналу. Но самое главное — и Тараны при этом мало что запомнили. Юрка, например, и по сей день понятия не имел, как складывалось его путешествие с момента посадки в «Ауди», водителя которой Полина заставила ехать в аэропорт родного облцентра, и до пробуждения в самолете хайдийской авиакомпании. А ведь до этого надо было доехать до областного аэропорта, сесть на старенький «Ту-134», долететь до Москвы, пересесть там на «Ил-62», отправляющийся в Мадрид, и там, в Мадриде, пересесть на хайдийский «Боинг»! Потом, скушав два бутербродика с паштетом и выпив баночку пива, Таран опять отключился и ненадолго пришел в себя только в такси, по дороге в отель. Потом еще раз вырубился и окончательно очухался уже в сверхдорогом бунгало, которое Полина сняла под гарантии некоего дедушки Перальты из веселой страны Колумбия. Весь период, который в памяти не отложился, Юрка провел как бы во сне, но, судя по всему, сам вылезал и садился в автомобили и самолеты, перемещался пешком и так далее. Типа как лунатик. Может, и сейчас что-то похожее приключилось? Полина — она ведь дальнобойная экстрасенсиха. Минувшим летом, сидючи в Москве, два раза выходила на контакт с Юркой, который в Африке орудовал.
Когда Таран помянул Африку, то сразу же вспомнил, как в самом начале рейда по карвальевским тылам оператор Богдан, вооруженный неким спецприбором, называемым ГВЭП, усыпил неприятельский пост на подходах к поселку Лубангу. Часовые, сторожившие тропу, мирно заснули безо всяких инъекций и пропустили мимо себя до зубов вооруженную группу под командой Болта. Стало быть, и его, Тарана, могли таким же макаром обработать… Только вот зачем? И куда его в сонном состоянии спровадили? Причем не одного, а с Надькой. Ведь ее-то у Сидора не было, она дома оставалась, с Лешкой!
Вспомнив о маленьком Таранчике, Юрка на несколько секунд испытал уже не легкое беспокойство, а настоящую тревогу. Но, приглядевшись, обнаружил, что кроватка, где сопит его потомок — по своему обычаю, распинав одеяло! — стоит совсем неподалеку. А рядом с кроваткой — вот чудеса-то! — возвышается тот самый картонный домик, который Юрка соорудил на радость сыну буквально накануне злополучного телефонного звонка. Целый и невредимый!
Таран слез со своего лежбища, подошел к пацану и укрыл его получше, хотя в комнате, вообще-то, было очень тепло.
Ясно, что, обнаружив рядом все свое семейство, Юрка несколько успокоился. Хотя, конечно, повод для волнения все-таки имелся. Строить всякие там выводы и предположения Таран опасался — после того, как потерпел фиаско, когда пытался угадать, как и почему очутился в холодной камере. Наверно, можно было разбудить Надюху и у нее все выяснить, но Юрка решил с этим делом не торопиться.
Для начала он подошел к окну, немного отдернул штору и поглядел. Окно выходило не то в скверик какой-то, не то просто на небольшую лужайку с аккуратно подстриженной травкой — что-то вроде «Канада-грин». Вокруг, правда, стояли уже почти голые кустики акации, подстриженные «кубиком». Да и листьев, желтых и коричневых, смоченных осенним дождиком, на травке лежало много. Еще какие-то лавочки можно было рассмотреть, тоже мокрые, с прилипшей листвой. А между лавочками — столик, похожий на те, за которыми деды во дворах «козла» забивают. По этим приметам Таран как-то чутьем определил, что из России или, по меньшей мере, из СНГ его на сей раз не вывозили.