— Много народа у Мирджана в доме останется?

— Не знаю, — пожал плечами Доврон. — Старуха, наверно, его останется, еще женщины — лепешки печь, обед готовить. Дети останутся. Человек десять.

— А основная масса талибов где?

— На той стороне ущелья. Там сторожат. А здесь тупик, дорог нет. Вот только эти, у площадки. А в самом кишлаке — штаб, там человек тридцать охраны, «уазик» и «чайка».

Таран было удивился: ни фига себе фишка, какой-то комбат — и на «Чайке» раскатывает! Но Болт и Механик сразу просекли, что речь идет вовсе не о лимузине «газовского» производства.

— БРДМ имелась в виду, так?

— Она, — кивнул Доврон. — Но отец ее только «чайкой» называет. По привычке.

И тут до ушей публики долетело мерное, пока не очень громкое, но приближающееся тарахтение вертолета.

— «Восьмуха», как ни странно! — определил Механик на слух, хотя вертолет урчал где-то за сопками и еще на глаза не показался.

— А ты думал, «джикеи» опять на «ирокезе» полетят? Чтоб их первым «стингером» шуранули? Не дураки небось…

— Припозднились, однако, — заметил Еремин, поглядев на свои швейцарские, — время-то уже четверть девятого по здешнему.

— Ничего, самое оно! — сказал Болт. — Богдаша, усыпляй постовых. Мех, бери Тарана и Доврона — фильтруйтесь через «зеленку» к Мирджану. Вон толпа уже двинулась, кажется…

Действительно, участники субботника-хашара с лопатами, кетменями, кирками и прочими инструментами неторопливо двинулись вверх по улице. Как раз в это время с минарета здешней мечети донесся уже знакомый Юрке азан — призыв к утреннему намазу:

— Алла-иль-алла… — или что-то в этом роде, певучее, колоритное, азиатское…

— Ты коврик взял? — шепотом поинтересовался Механик у Доврона, когда они вместе с Юркой пробирались вдоль речки.

— Зачем? — не понял юный мусульманин.

— Намаз все-таки, — с вполне серьезным выражением лица побеспокоился Еремин. — Как же на дело идти, не помолившись?

Доврон на секунду задумался, а потом сказал:

— И так сойдет…

Нет, при всем великом уважении к Еремину временами он Тарана жутко раздражал. Хохмач-любитель! А что, если б Доврон уловил, что Мех издевается, и обиделся? На хрена сейчас обострять все эти национально-религиозные дела?

Тем временем вертолет уже замаячил над Мир-Мазаром, но что-то не собирался садиться. Сделал один круг, пошел на второй. Заметил что-то не то? Непосредственно около площадки никаких тревожных звуков не слышалось. Механик с Юркой и Довроном перебежками проскочили сквозь «зеленку», состоявшую из кустов, полудиких фруктовых и шелковичных деревьев, а также тополей-туграков, почти к самому дувалу. Прислушались.

— Так и есть, одни бабы и дети остались… — прошептал Механик. — Не считая нашего клиента…

Сзади зашуршало, все вскинули автоматы, но увидели Богдана.

— Командир к вам послал, без меня не найдете и не возьмете! — прошипел оператор. — Беда в том, что вертолет еще не сел. То ли просто подстраховываются, то ли что-то приметили. Уже два круга над кишлаком сделал.

— Ну да, — хмыкнул Механик, — а ты, конечно, со своей хреновиной в данном случае бессилен.

— Мех, — сердито ответил Богдан, — у них там, на вертолете, есть такая же фигулина. Помнишь, как мы с Васей в Африке ихние ГВЭПы долбанули? Так вот, если я свой включу с вектором на них, то они меня уделают таким же образом. Всякая палка — о двух концах!

— Окромя той, которой детей делают, — без улыбки сказал Механик. Доврон тихо захихикал — понял юмор.

— Пошел на посадку! — сквозь негустые кроны деревьев Юрка заметил, как вертолет начал снижаться.

А с кишлачной улицы тоже донеслось урчание моторов.

— О-па! — порадовался Механик. — Не иначе, «газик» и БРДМ гостей встречать поехали. Пропускаем их и начинаем работать. Богдаша, где этот хрен?

— В угловой комнате. По прямой пять метров от нас.

— Пробить дувал и стену могешь?

— Могу, только грохоту наделаю… Дувал могу взять на «Д», но дальше придется «О» включать, а как этот режим шарашит — ты знаешь.

Машины, приехавшие встречать «джикеев», промчались мимо дома Мирджана и, оставляя пыльные хвосты, покатили под гору к площадке, над которой уже зависла талибская «восьмуха».

— Так, — сказал Механик, — Латифыч, давай к воротам, побазарь с бабами чуточку. Отвлеки их, а заодно ворота перекрой. Клиенту, если что — по ногам. Но лучше не насмерть! Работай!

Доврон обогнул дом и вышел на улицу, а Богдан навел дуло ГВЭПа на дувал…

Знакомые искорки-блестки бесшумно вспыхнули на окаменелой глине, и в считанные секунды в дувале возникла круглая дыра с оплавленными краями диаметром около метра.

— Вперед! — гаркнул Механик и прямо-таки рыбкой сиганул в дыру, с легким шлепом приземлившись рядом с растущей во дворе шелковицей, еще летом, видать, заляпавшей плоские камни потеками кровавого сока от упавших ягод. Следом в дыру проскочил Таран, а затем проник Богдан.

И тут со стороны вертолетной площадки затарахтели автоматы и пулеметы! Минимум три, а то и четыре «ПК» молотили, «АКС-74», «АКМ», а кроме того, фирменные «джикейские» «AR-18S». Потом фукнуло, грохнуло — кто-то «муху» применил.

Но все это было сущей фигней по сравнению с тем, как шандарахнул ГВЭП на режиме «О». В стене дома мигом образовался пролом шириной в пару квадратных метров, и Механик с визгом — что-то типа «Ки-я!» изобразил! — вломился в комнату.

Похоже, тот человек, которого Полина назвала Сорокиным, до этого самого момента спал и беды не чуял. Но очухался очень быстро. Весь осыпанный известкой и кусочками самана, этот почти двухметровый мощный дядька молниеносно метнулся к автоматическому складному зонтику, лежавшему поблизости от его тюфяка. Механик первый сообразил, что в зонте может быть что-то стреляющее, и, прыжком налетев на стокилограммового верзилу, всеми своими шестьюдесятью кило повис у него на руке, обеими ладонями вцепившись в запястье. От неожиданности Сорокин выронил зонт, но тут же одним рывком отшвырнул Еремина к стене. Поднять оружие Сергей Николаевич не успел, но встретил подскочившего Богдана таким пинком в солнечное сплетение, что оператор охнул и согнулся в три погибели. Бац! — левой снизу в челюсть, Богдан, у которого автомат и ГВЭП висели за спиной, с грохотом и бряканьем полетел на пол. Юрка в этот момент оказался рядом и хотел было двинуть верзилу прикладом, благо тот вроде бы подставился. Однако фиг угадал — этот мужичище с разворота достал Тарана ногой, и автомат полетел в одну сторону, а Юрка — в другую.

Наверно, если б Сорокин успел схватить автомат, то всем троим «захватчикам» пришел бы, выражаясь по-португальски, писдейш. Но тут в комнату, не обращая внимания на визг баб и ребятни, верещавших в разных углах дома, ворвался Доврон. Правда, стрелять по ногам, как инструктировал Механик, Латифыч не решился — побоялся своих изрешетить. Однако именно Доврон, увидев, что супостат потянулся за Юркиным автоматом, отважно прыгнул Сорокину на спину, подцепив его своим автоматом под подбородок. От сильного рывка эксгэбист шатнулся назад и упал навзничь, придавив спиной Доврона. А затем крепко двинул парня локтем под ребра, а потом еще и каблуком по коленке. Бедняга взвыл от боли и отпустил обе руки от автомата, зажимавшего Сорокину горло. Еще секунда — и Сорокин, которому никого не нужно было брать живым, смахнул флажок и пришпилил бы всех к полу. Но тут уже Таран успел подскочить, не растерялся и пнул Сорокина по руке, да так, что автомат улетел в угол комнаты. Сорокин тоже не остался в долгу, и у Юрки искры из глаз посыпались от левого крюка этого тяжеловеса. На пару секунд Таран даже сознание потерял и с гудящей головой пришел в себя уже на полу. Сунувшегося на помощь Богдана Сорокин тоже угостил — прямым в челюсть, даже кости хрупнули. Доврон попытался с разгона боднуть Сорокина головой в живот, но тот сцапал его за шею и крепко чухнул коленом в морду. Собрался и еще разок добавить — запросто мог бы смещение шейных позвонков пацану обеспечить! — но тут свой решающий вклад внес Олег Федорович. Механик с визгом запрыгнул великану на спину, обхватив его обеими ногами и уцепившись левым локтем за шею, гвозданул по голове кастетом. Не шипами, а плашмя, и не для того, чтоб мозги наружу пустить, а для того, чтоб вырубить на некоторое время. Этот удар у Еремина был хорошо отработан. Сорокин, увлекая за собой Механика, будто пальма висящую на ней мартышку, ничком рухнул на пол.