— Ничего, брат, не поделаешь, не пришлось нам вместе поработать.

И пока поезд не отошел, стоял на платформе, словно провожая Алешку в далекую жизненную дорогу.

Алешка вернулся в купе. Форсистов спал, привалившись к стенке. Его кудрявая голова покачивалась в такт вагону, и без того толстый нос припух, и он так храпел, словно с кем-то ругался во сне. Алешка разозлился. И Кольке не дал сказать о каком-то там деле и сам молчит. И нарочно задел его ногой. Тракторист проснулся и, протирая глаза, взглянул в окно.

— Где едем?

— Скоро твоя Черепановка, а потом и мне сходить, — ответил Алешка.

Как бы он хотел быть на месте Форсистова! Счастливый. Приедет сейчас домой, начнет работать, и никого ему не надо бояться, ни от кого не надо скрываться. Человек своей фамилии. Не то, что Алешка.

— Прямо к себе в Черепановку?

— Нельзя, начальство ждет…

— А какой, думаешь, тебе трактор дадут?

— По обязательству и трактор будет.

— А я попрошу гусеничный, — не веря себе, грустно сказал Алешка. — Помнишь, в училище — ДТ? Вот машина, так машина! Как будто живая, словно все понимает. Умная, послушная. Дадут мне такую машину?

— Почему не дать?

— Я бы ее очень берег. Я бы на ней два года без ремонта проработал. Ей-ей! Думаешь, обязательно каждую зиму на ремонт становиться? И зарплаты мне полной не надо. Один я, — куда мне деньги!

Алешка почувствовал, что еще минута — и он выдаст себя. Не лучше ли замолчать? Но молчать Алешка тоже не мог и заговорил о Кольке Лопатине.

— Хорошо ему в училище: ходи на уроки, сдавай практику — и никакой заботы.

— А может быть, у него забот больше, чем у нас с тобой.

— Какие же у него заботы?..

— Мало ли какие, — неопределенно ответил Форсистов и, наклонившись к Алешке, тихо рассмеялся: — Совсем забыл, что обещал тебе рассказать, с каким делом приходил твой дружок. А может, оно тебе лучше моего известно. Ох, хитер ты, парень! — И снова откинулся к стенке вагона, разглядывая Алешку. Ну чем он рискует? А приобретает напарника, о котором мечтал. Лучшего сменщика ему не надо. И трактор здорово знает, и ездить хорошо умеет. Тут простоев да поломок не будет. Ну и глупый этот Колька Лопатин! Нашел чем грозить. Спасибо, парень, за помощника! И Форсистов повторил: — Ох, и хитер ты, Алешка!

Алешка отпрянул. Большими, испуганными глазами посмотрел на Форсистова. Тот подмигнул:

— Не бойся…

— Ты о чем? — пытался притвориться непонимающим Алешка.

— Так и не знаешь? — усмехнулся Форсистов. — А чьи у тебя документы? По чьей командировке в училище поступил?

Алешка молчал. Отпираться было бессмысленно, но признаться он тоже не хотел. А Форсистов уже серьезно продолжал:

— Мне, брат, все равно, кто ты: Алешка или Колька, Лопатин или Левшин. А говорю я с тобой потому, что твой дружок попросил.

— Гнус он, вот кто! — не удержался Алешка. — Выдал!

— А ты на него не сердись. Он о тебе думал, помочь хотел. И правильно сделал, что все сказал мне. Ты прикинь да обмозгуй, что будет, когда ты приедешь в МТС. Здрасте, товарищу, приехал в ваше распоряжение. А у них глаза на лоб: посылали в училище Николая Лопатина, а вернулся Алексей Левшин. И за телефон: «Прокуратура? Просим выяснить одну подозрительную личность!» А у прокурора разговор короткий: допросил, обвинил — и в суд. А суд постановит с трактора ссадить, а в тюрьму посадить. Чуешь, о чем твой дружок думал? И меня просил помочь тебе. Вот я и раскидываю умом, как из твоего положения выход найти.

— Какой там выход! — безнадежно отмахнулся Алешка. — Приеду — и прямо в МТС! Пусть, что хотят, то и делают.

— И дураком будешь! А я, как узнал про это, задумался, — как тебе помочь? И так и сяк прикидывал. Я, брат, зла не помню. Ну, а если что сделал не так, — извини.

— Думай, не думай — какой толк!

— Не говори, есть один выход, — уверенно сказал Форсистов. — Только выход этот такой — тебя прикрыть, а коснись до дела — самому ответить! — И тут же, привстав со скамьи, решительно тряхнул кудрями. — Ладно, беру твою беду на свою шею. Чем смогу, — помогу!

— Верно? — Алешка забыл в эту минуту все свои столкновения с Форсистовым, готов был верить ему, идти за ним.

— За товарища я голову положу.

— А мне что делать? — У Алешки и следа не осталось от недавнего безразличия к собственной судьбе. Он еще повоюет, его так просто не возьмешь.

— Сейчас будет Черепановка, так ты сходи и жди меня на станции, — сказал Форсистов. — А я проеду в МТС. Давай-ка документы твои.

Поезд уже грохотал на стрелке. Алешка подхватил свою поклажу и поспешил к выходу. А потом, когда дымок паровоза вместе с последним вагоном исчезли за леском, он не спеша побрел к небольшому станционному зданию. В зале ожидания Алешка присел на скамью и стал разглядывать расклеенные по стенам плакаты. Каждый предупреждал об опасности: не ходи по путям, не прыгай на ходу, берегись высоких платформ. И не мог оторвать взгляда от плаката, где был изображен человек, повисший на поручнях мчащегося поезда. Ему казалось, что этот человек он сам, а жизнь вот так же мчит его и грозит сбросить под колеса. И весело подумал: «Грозит, да не сбросит!»

Форсистов вернулся из МТС под вечер. Алешка увидел его в хвосте поезда, побежал навстречу. По лицу своего неожиданного покровителя он старался угадать, — что тот привез ему из МТС? Но первым спросить о своей судьбе не решился. Только после того, как Форсистов получил на станции багаж и они вышли на дорогу, чтобы сесть на попутку, Алешка догадался, что и на этот раз беда миновала его.

— Ну как там, в МТС?

— Все в порядке! Будешь при мне младшим трактористом-стажировщиком. А так как колхоз за рекой, да и не ахти как велик, мы сами себе хозяева. Я да ты, да мы с тобой — вся и бригада!

Алешка почувствовал себя счастливым. Все устроилось! Вот уж не думал, что Форсистов спасет его. Из такой беды выручил!

Они сидели у обочины дороги; Алешка выспрашивал у Форсистова все подробности его пребывания на усадьбе МТС. Здорово получилось! Ох, смекалист Форсистов! И надо же было придумать такое: тракторист Николай Лопатин заболел в дороге, он свез его к себе домой и будет заботиться о нем. Так что МТС может не беспокоиться. Парень через день-другой выздоровеет, сядет за руль, и все будет в порядке. И сразу провели приказом. А больше ничего ему не надо. Только бы о нем в МТС не беспокоились. Но тут же у Алешки возникло новое опасение.

— А если приедет директор МТС, Георгий Петрович Черешков?

— В Черепановку начальство редко заглядывает. Оно все больше на машине разъезжает, а к нам на машине раньше июля не попасть. А и приедет — тоже не страшно. Раз — и в кусты! А нет, — так грязной рукой по морде провести! Раз — и черным-черно. Мать родная и та не признает! А мы с тобой сработаемся, Алешка. Только попрошу, чтобы с уважением. Как взявший на себя самое высокое обязательство, я теперь не просто Форсистов, а Харитон Дорофеевич Форсистов! Согласен?

— Согласен, Харитон Дорофеевич…

— Ишь, как сразу вышло у тебя! А второе — при народе мое слово закон!

— Есть закон, Харитон Дорофеевич. Только уговор, — я свою смену полностью отрабатываю…

— Мне не жалко, — рассмеялся Форсистов. — Можешь и моей прихватить… Я не жадный.

Было уже темно, когда они приехали в Черепановку. Дом Харитона стоял на краю деревни, и в окнах светились огни. Алешка обратил внимание, что в доме есть и летний прируб и большой каменный двор с высоким сеновалом, а это означало, что жить ему будет где. На крыльце их встретила жена Харитона, Глаша, молодая, одетая в сарафан женщина. Она бросилась к мужу, засуетилась, не зная, что ей сначала делать: ввести ли хозяина в дом или внести туда его тяжелые вещи. Только после того, как багаж был водворен в горницу и были произнесены все охи и ахи, полагающиеся при встрече с мужем, она обратила внимание на стоящего у крыльца рыжего парня в запыленных сапогах, который в одной руке держал фуражку, а в другой тюк, из которого валились какие-то книги.