— Никуда, никуда… И приходи, когда захочешь. Я живу на углу против парка. Квартира пять.

Алешка возвращался домой с таким чувством, словно с него сняли большую тяжесть и кто-то разделил с ним его беду.

Еще с угла он увидел, огонь горит и на кухне, и в столовой, и в маленькой комнатушке. Это был верный признак, что все дома, а возможно, у дяди гости. Но дверь оказалась запертой. Алешка постучал. Никто не вышел. Он обошел дом, снова постучал в окно, — никто не откликнулся. Не угорели ли там? А может, ушли и забыли выключить свет? Алешка вернулся к крыльцу и просунул руку в потайное место, где обычно лежал ключ. Ключа не было. Что же делать? И в это время услышал скрип калитки. Алеша оглянулся и в темноте узнал дядю Ивана. Он шел, припадая на правую ногу.

— А я стучал, стучал, — сказал Алешка.

Дядя Иван молча достал ключ, открыл дверь и, войдя на кухню, устало присел на табуретку.

— Отблагодарил племяш! Нечего сказать, здорово отблагодарил.

— Что с ним? — с тревогой спросил Алешка. Колька как бы был частицей его самого и что бы с ним ни случилось, не могло не волновать Алешку.

— Убежал… С утра убежал. Как вечернюю почту принесли, я — к ящику. Смотрю, там письмо и еще записка. От него записка. Пишет, что в речной школе учиться не может, — одни двойки, да и не хочет и уезжает домой к бабке.

— К бабке? — в ужасе переспросил Алешка.

— Куда же ему еще ехать? И хитрец! Оказывается, он уже с неделю как документы из школы забрал.

— А письмо кому? — спросил Алешка.

— Не взглянул даже. Постой, где оно у меня? Ага, вот. Письмо ему. Наверное, от бабки. Небось, старая, думает, внучек учится, у дядьки живет, ей помощь окажет, а он в бегах. Ну что, будем читать чужие письма?

— Обязательно, а вдруг там что-нибудь важное, — не задумываясь сказал Алешка. И не ожидая, когда дядя Иван надорвет конверт, взял письмо, вскрыл его и жадно стал читать корявые бабкины строчки.

— Про что она там пишет?

— «Дорогой Алешенька, я жива, здорова. Все у Лизаветы живу…»

— Где же ей еще жить?

— «Скучаю я по тебе, Алешенька… Одно утешение — учишься ты в школе. Слушайся дядю Ивана и передай ему от меня спасибо, что не оставил тебя, сироту. А кем тебе, Алешенька, быть — ездить на тракторе или на пароходе, — то ты не сокрушайся. Пароход он ведь поболе трактора и на нем веселей служить, и особливо капитаном. А как там в Серебрянке, — не знаю. С той поры, как уехала, не была там, только читала в газете про твоего Шугая; получил за урожай золотую медаль…»

Серебрянка… Шугай… Бабушка…

— Читай дальше… Что молчишь?..

— Вы про что, дядя Иван?

— Про этого самого Лешеньку! Что бабке теперь напишем? Был капитан, да смылся!

— Давайте я напишу.

— А что напишешь?

— Не захотел жить у вас, не вытянул в школе, ну в общем, что вы не виноваты.

— Виноват, не виноват, а перед Степанидой в ответе. Ей напишем — Лешка виноват, а она по всей родне разнесет: Иван мальчишку выжил.

— Я напишу, мне поверят.

— Ладно, пиши. — И, поднявшись с табуретки, дядя Иван пошел в столовую. — Эх, Алексей, Алексей, обидел ты старика!

Алешка подошел к дяде Ивану, обнял его за плечи и сказал утешающе:

— Не надо, дядя Иван. Честное слово, больше ничего плохого не сделает Алешка. Все обойдется. Не думал он, что тяжело будет вам. Если бы знал, какой вы…

Всю ночь Алешка не мог заснуть. Написать бабушке Степаниде оказалось не легко. Прежде всего о ком писать? Куда бы Колька ни сбежал, выйдет, что не Колька, а он, Алешка пропал без вести. Не выдержит такого горя бабушка. Эх, Колька, Колька, как же ты не подумал об этом? А при чем тут Колька? Кольке бабушка никто. А ты, Алешка, почему о бабушке не думал, когда менялся документами? Так что же бабушке написать? Не лучше ли повременить, поискать Кольку? Может быть, он никуда и не уехал. Путает след Колька. Ну погоди, будешь знать, как товарища подводить.

Вот уж никогда не предполагал Алешка, что от Кольки будет зависеть жизнь бабушки Степаниды. Надо было что-то предпринять, найти его. И снова и снова думал: куда мог сбежать долговязый? В деревню? Нет! Уехал куда-нибудь далеко? Вряд ли, денег мало. Все говорило о том, что Колька скрывается в городе. Но где? Город большой, а в милицию не заявишь. Боязно, самого поймают. Сначала Алешке казалось, что не плохо привлечь к поискам Кольки дядю Пуда. Однако вмешательство дяди Пуда, пожалуй, было не менее опасным, чем милиция. Нет, только один человек в городе мог помочь ему — Таня.

На другой день Алешка направился к Тане. Он без труда разыскал ее дом. Алешка позвонил. Ему открыла пожилая женщина.

— Вам кого? — спросила она, вытирая фартуком руки.

— Таню Черешкову.

Женщина ничего не ответила и захлопнула перед Алешкой дверь. Как надо было это понять? Никакой Черешковой тут нет или она сейчас ее вызовет? А может быть, он ошибся дверью? Но в это время перед ним появилась Таня.

— Ты, Алеша?

— Есть важное дело, — тихо сказал Алешка. — Я подожду на улице.

Через несколько минут Таня вышла из дома. Алешка рассказал ей о бегстве Кольки.

— А где его искать, ума не приложу, — сознался он. — Ты, Таня, город ведь знаешь. Ну, где у вас могут быть всякие беспризорники?

— Не знаю, — ответила Таня. — По-моему, в городе нет беспризорных. — И рассмеялась: — Какой же Лопатин беспризорный, когда ему вон сколько лет!

— Это верно, — согласился Алёшка, — но все равно его надо найти. Иначе с бабушкой что-нибудь случится. Ну давай вместе подумаем.

— Есть один выход, — сказала Таня.

— Какой?

— Сказать правду. Пойти в училище и сказать…

— Если мы не найдем Кольку, я скажу. Но сначала надо попытаться разыскать его. Может быть, он в городе. Я уверен, — он в городе.

Некоторое время они шли молча.

Неожиданно Таня спросила:

— А если бы ты убежал, то куда бы пошел?

— Не все ли равно, куда-нибудь пошел бы.

— Нет, ты скажи, — куда? — потребовала Таня.

— Куда, куда, ну на вокзал!

— Вот и начнем с вокзала.

На вокзале в этот утренний час было безлюдно и тихо. Ранние поезда прошли, а до отходящих днем и вечером еще много времени. Оживление царило лишь на маневровых путях, где взад и вперед бегали приземистые паровозы. Алешка и Таня прошли через зал, заглянули в ресторан, сунули нос к дежурному по станции. Нигде Кольки не было.

Они медленно побрели в город.

— А знаешь Таня, — сказал Алешка, — у нас неверный расчет. Я бы пошел на вокзал, если бы хотел уехать. Но ведь Колька не думал уезжать. Зачем ему вокзал? Знаешь, где его надо искать? На базаре!

— Что он там будет делать?

— Ему деньги нужны! А значит, что-нибудь хочет продать. У него и костюм есть и новые сапоги.

Тане этот довод показался весьма резонным, и через несколько минут они уже сидели в автобусе, идущем от вокзала до самого базара.

Базар шумел и роился из края в край большой площади, застроенной с трех сторон магазинами. Они, как казалось Алешке, не давали базару выйти из берегов, сдерживали бурлящий поток и направляли его в спокойное русло своих широких дверей. На краю базара торговали овощами и картофелем, позванивающими на морозце глиняными горшками, свиными тушами. Среди этой толчеи можно было Кольку не искать. Ну зачем ему капуста, глиняные горшки, мясо? А нет ли его в самой середине, где толкучка? Даже издали видно, что там продают с рук валенки и сапоги, шерстяные вязаные платки и поблескивающие на солнце резиновые боты, какие-то стекляшки, фуражки с глянцевитыми козырьками.

Алешка и Таня обогнули мясные ряды, пробились через возы, с поднятыми к небу оглоблями, и втиснулись в людскую толчею той части базара, которая всюду и везде имеет одно имя — барахолка! Барахолка пела, кричала, шумела на все голоса.

— Дешево отдаю часы!

— Детские валенки. Кому детские валенки?

— Гражданка, лучшего шерстяного платка не найдете.