В 1697 г. судьба клана Карбентус висела на волоске: Геррит Карбентус остался единственным представителем рода, пережившего войны, наводнения, пожары и эпидемии предшествующих ста пятидесяти лет. Предки Геррита пали в кровопролитных сражениях Восьмидесятилетней войны (Нидерландской революции) – восстания Семнадцати провинций Нидерландов против жестоких испанских захватчиков. Война началась в 1568 г. с восстания протестантского населения таких городов, как Гаага, и народный бунт обернулся бешеной яростью и жаждой разрушения: ненавистных врагов связывали вместе и выкидывали из окон, топили, обезглавливали и жгли. В ответ испанская инквизиция приговорила всех мужчин, женщин и детей в Нидерландах – каждого из трех миллионов ее жителей – к смерти за ересь.
На протяжении восьмидесяти лет на фоне безмятежного нидерландского ландшафта армия билась с армией, религия – с религией, сословие – с сословием, ополчение – с ополчением, сосед – с соседом, идея – с идеей. Очевидец тех событий с ужасом описывал увиденное: «Множество людей висели в разных местах на деревьях, виселицах и любых перекладинах». Повсеместно дома сжигали дотла, целые семьи отправляли на костер, дороги были усеяны трупами.
Время от времени хаос утихал (например, когда нидерландские провинции в 1648 г. провозгласили свою независимость от испанского короля и был объявлен конец войны), но краткое затишье сменяла новая буря. В 1672 г., получившем название Rampjaar – «год бедствий», новая смута вспыхнула в тиши опрятных улочек Гааги. Толпы людей устремились в центр города и учинили расправу над бывшими руководителями страны, разорвав их на куски под стенами той самой Клостеркерк, где Анна Карбентус впоследствии будет обвенчана.
Но даже не война и не взрывы народного гнева представляли главную угрозу для рода Карбентус. Геррит Карбентус, как и все его соотечественники, провел жизнь в постоянной опасности погибнуть от наводнения. Та же опасность подстерегала и первых поселенцев, которые начали осваивать эту местность еще во времена последнего ледникового периода. Тогда лагуна в устье Рейна стала заполняться плодородной илистой почвой, слишком привлекательной для обосновавшихся здесь людей, чтобы отступить перед лицом постоянной угрозы природных катаклизмов. Местные жители научились строить дамбы, и тем самым обуздывать море, и рыть каналы для осушения отвоеванных у моря территорий. Изобретение ветряной мельницы повысило эффективность мелиоративных работ, и в период с 1590 по 1740 г. к общей площади страны усилиями жителей удалось прибавить триста тысяч акров, а площадь пахотных земель при этом увеличилась почти на треть. В годы этих головокружительных свершений голландские купцы лидировали в мировой торговле и основывали богатые колонии в другом полушарии, а достижения искусства и науки Голландии XVII в., по праву названного Золотым, по своей значимости сравнимы с итальянским Возрождением.
Но море не сдавалось. Стремясь восторжествовать в битве с непокорной природой, люди на протяжении тысячелетия прилагали колоссальные усилия, но, вопреки им, а подчас именно вследствие этих усилий, наводнения оставались неотвратимыми, как смерть. С пугающей непредсказуемостью морские волны накрывали дамбы или сметали их своим напором, и вода устремлялась вглубь страны по плоским равнинам. Порой море словно раскрывалось и забирало назад отвоеванную у него землю. В 1530 г. за одну ночь бездна поглотила двадцать деревень, о существовании которых наутро напоминали лишь торчащие из воды шпили церквей и плавающие на поверхности туши мертвых животных.
Жизнь здесь была рискованной, и Геррит Карбентус, как все его соотечественники, унаследовал то обостренное чувство близкой опасности, какое бывает у моряков. Среди тысяч погибших в битве с морем в последней четверти XVII в. был дядя Геррита, который утонул в реке Лек, пополнив список, состоявший из его отца, матери, братьев, сестер, племянников и племянниц и первой жены Геррита со всей ее семьей. Все они погибли до того, как ему исполнилось тридцать лет.
Геррит Карбентус (1697–1756) родился на излете одного исторического катаклизма; его внук, также получивший имя Геррит, появился на свет в начале другого. В 1747 г. улицы нидерландских городов вновь заполнили толпы революционно настроенных граждан. Недовольство правительством, подогретое утопическими идеями Просвещения об идеальном общественном устройстве, привело к новым потрясениям.
Последствия революционного угара пришлось испытать и семье Карбентус, и не где-нибудь, а в собственном доме.
В 1795 г. в Голландию вошли войска новой Французской республики – вошли как освободители, но остались как завоеватели. Солдаты были расквартированы буквально в каждом доме (включая дом Карбентусов), у жителей конфисковали все ценности. Торговля пришла в упадок, купцы и ремесленники один за другим закрывали свои лавки, а цены взлетели до небес. Отец троих детей Геррит Карбентус потерял твердый заработок. Но худшее было впереди. Утром 23 января 1797 г. Геррит вышел из своего дома в Гааге, чтобы отправиться на работу в соседний город. В семь часов вечера его обнаружили на обочине дороги на Рейсвейк – ограбленного и избитого до полусмерти. К тому времени, как его принесли домой, он был уже мертв. Согласно записи в хронике семьи Карбентус, содержавшей сведения о жизни нескольких поколений, обезумевшая мать «обняла безжизненное тело и оросила его потоками слез… Такова была кончина нашего драгоценного сына».
После смерти Геррита Карбентуса осталась его беременная жена с тремя детьми. Одним из них был пятилетний Виллем – дед художника Винсента Виллема Ван Гога.
С крахом наполеоновской империи пришел конец французской оккупации. В политике, религии, науке и искусствах воцарилась умеренность: опасаясь новой бури и желая любой ценой сохранить недавно обретенную стабильность, граждане нового государства беспрекословно подчинились неписаному правилу держаться безопасной позиции. «Страх революции вызвал подъем реакционных настроений», – писал один хроникер, «самодовольство и национальное чванство» стали определяющими характеристиками эпохи.
В то время как страна возрождалась после долгой череды потрясений, Виллем Карбентус, преодолевая последствия семейной трагедии, методично строил свою жизнь. В двадцать три года он женился и в последующие двенадцать лет стал отцом девяти детей, среди которых – редкое счастье – не было ни одного мертворожденного. Удача сопутствовала Виллему и в делах. Подъем национального самосознания вызвал спрос на книги голландских авторов. Повсюду от Амстердама до самой захудалой деревушки создавались общества популяризации чтения, и на собраниях участники читали все подряд – от классической литературы до технических руководств. Воспользовавшись удобным случаем, кожевенник Виллем занялся переплетным делом и открыл лавку в главном торговом районе Гааги на улице Спёйстрат. В течение трех последующих десятилетий его фирма превратилась в процветающий бизнес – доходов хватало на содержание большой семьи, которая жила здесь же, в квартире на втором этаже. В 1840 г. в поисках переплетчика для последнего варианта Конституции, после долгих споров наконец принятой, правительство обратилось к Виллему Карбентусу, который с этого момента стал рекламировать себя в качестве королевского переплетчика.
Возрождение через умеренность и конформизм благотворно влияло на жизнь страны в целом и Виллема в частности. Но были и те, для кого вновь обретенное благоденствие мало что значило. Вторая дочь Виллема Клара страдала «эпилепсией» – тогда этим словом называли все, что касалось непознанной сферы душевных и нервных расстройств. Судя по всему, она так и не вышла замуж, а семья, как того требовали приличия, всячески отрицала ее болезнь. Лишь много позже этот факт признал ее племянник, художник Винсент Ван Гог. Сын Виллема Йоханнус, согласно уклончивой формулировке его сестры, «не пошел в жизни по правильной дороге» и впоследствии покончил с собой. В конце концов не устоял и сам преуспевший в жизни Виллем. В 1845 году в возрасте пятидесяти трех лет он умер «от душевной болезни», о чем с редкой откровенностью свидетельствует семейная хроника. В официальных же документах причина смерти сформулирована обтекаемо: «катаральная лихорадка» – болезнь крупного рогатого скота, которая периодически косила животных, но никогда не передавалась человеку. Основанием для диагноза могли послужить сходные симптомы: перевозбуждение и следующие за ним судороги, пена изо рта и смерть.
