Рэй стремительно распахнул окно и выскочил в сад.

— Где Мевис? — сурово спросила его мисс Траб.

— Что вы, черт возьми, вытворяете?

— Мевис не должна оставлять Джой одну в публичных местах, — продолжала мисс Траб. Развернув коляску, она стала подталкивать ее в сторону дома. — Это могло плохо кончиться. Вас же предупреждали, правда?

Рэй с трудом взял себя в руки. Инстинкт и логика говорили ему, что мисс Траб не в своем уме. Но смотрела она на него нормальным, спокойным взглядом, и ее голос был убедителен, как всегда.

— Откуда вы знаете? — спросил он.

— Неважно. Где Мевис? Почему она не выходит?

Рэя охватила ярость.

— Вы все знаете, да? Тогда почему не прекратите эти… эти глупости? Почему не скажете правду?

Лицо мисс Траб исказила гримаса боли.

— Если бы я могла! — шепнула она. — Если бы только могла!

Но уже подбежала Мевис, складывала верх, срывая одеяльце, хватая в объятия спящую малышку с почти звериным криком радости и боли.

— Положите ее в кроватку, — сказала мисс Траб своим обычным спокойным тоном. — Лучше ее сегодня не купать.

Они были слишком ошеломлены, чтобы что-то ответить.

— Я опаздываю, и полагаю, что лишусь права покидать клинику под честное слово, — продолжала мисс Траб. — Надеюсь, вы сообщили в полицию. Впредь вам следует быть осторожнее. Потому что я уже не смогу вас защитить.

Инспектор Браун был изрядно раздосадован, когда позвонил Рэй, чтобы сообщить, что Джой благополучно вернулась домой и что ее беспрепятственно привезла в коляске мисс Траб.

Инспектор тут же отправился к своему начальству с этой неприятной новостью, и там они оба пришли к выводу, что городская полиция дала маху. Знали, что мисс Траб покинула клинику, имели описание ее, коляски и ребенка, и, несмотря на это, ей удалось выйти из парка и вместе с ребенком укрыться где-то на несколько часов. А может быть, даже разгуливать незамеченной по улицам, а потом добраться до Сэндфилдс-авеню.

По здравому размышлению они пришли, однако, к выводу, что ничего странного тут не было. Полиция, как известно, испытывала нехватку людей, поэтому аллеи и улицы этого благопристойного пригорода патрулировали редко или вовсе не патрулировали. Один постовой стоял в полумиле от Сэндфилдс-авеню, на перекрестке у торгового центра, другой — на пересечении основных автобусных маршрутов. А в тех местах, где всегда кишела толпа, разумеется, мисс Траб было легче заметить полицейского, чем полицейскому ее. И еще более естественным было, что не выставили поста у дома двадцать шесть. Поведение мисс Траб стало абсолютной неожиданностью.

— С ненормальными хуже всего, — вздохнул инспектор, — Нельзя предугадать их поступки, как, например, у преступников.

Браун как-то странно покосился на него.

— А разве мисс Траб не относится к числу преступников? — спросил он вполголоса.

Начальник покраснел.

— Вы прекрасно понимаете, о чем я, — буркнул он.

— Даже слишком хорошо. И это меня беспокоит.

— То есть?

— Все это время, начиная с той истории с газом, она вела себя безупречно. Давала понять, что сейчас, когда она на свободе, кто-то хочет ее устранить, и этот кто-то стремится запугать молодых Холмсов, которые пытаются докопаться до сути дела. Вы знаете, что они побывали у Уоррингтон-Рива, ее защитника на процессе? И у ее сестры?

— Да, знаю. Рив перехватил в Ярде Митчела, чтобы предупредить, что дело Траб вновь становится актуальным. Полагаю, я сам поговорю с миссис Мидоус.

— А я тем временем перекинусь парой слов с главным врачом клиники в Флауэрфилде. Кажется, психиатры понятия не имеют о своих пациентах. Попытаюсь склонить их к мысли, что за ней стоит проследить до тех пор, пока мы во всем разберемся. Это поможет, даже если ничего больше не произойдет.

В конце концов в Уэйфорд поехал Браун. Миссис Мидоус казалась до глубины души потрясенной новостями, которые он привез. Инцидент с похищением завершился слишком быстро, чтобы обратить внимание прессы. Врач из клиники не счел нужным ее оповестить.

— Возможно, он еще напишет, — сказала она, — но следовало ожидать хотя бы звонка. Хотя я, конечно, ни за что не отвечаю… Другое дело, если бы ее признали душевнобольной. Он… он, к сожалению, отнесся ко мне весьма нелюбезно.

— В чем это проявилось?

Глаза миссис Мидоус наполнились слезами. В ее обычно мягком голосе зазвучали острые ноты.

— Мне не позволили увидеться с Элен.

— Вопреки ее желанию?

— В том-то все и дело. Она не хочет меня видеть. Никогда не хотела. Я же регулярно навещала ее в тюрьме, и тогда, естественно, мы встречались, ведь ее приводила надзирательница. Но она никогда со мной не разговаривала. Жаль… — губы ее дрогнули, но она справилась с собой. — Даже тогда… ну, с самого начала, я была уверена, что она ненормальная. А после ее выхода на свободу я еще больше в этом уверилась. Но ее не хотят признать душевнобольной и недееспособной. Хотя так было бы куда лучше для нее.

— Разве?

К своему собственному удивлению, инспектор заметил, что неожиданно занял сторону мисс Траб. Припомнил ее разумные, трезвые мнения обо всем, что ей было известно, об истории с газом и даже о последней истории с Джой. Сидя в изоляторе Флауэрфилда, спокойно и рассудительно она рассказывала, что следила за Холмсами каждый раз, когда выходила из клиники. Что видела, как Мевис и ее приятельница оставили Джой без присмотра и удалились. И что, отдав вдруг себе отчет, что ребенку грозит опасность, посадила малышку в коляску и увезла.

Было здесь и нечто нелогичное. Ведь она могла отвезти Джой к матери, вместо того чтобы вывозить ее из парка, перепугав всех до смерти. Он припомнил, что уже раньше, при расследовании попытки самоубийства, он подумал, как странно, что столь рассудительная особа могла проделать это таким невообразимым способом, открыв газовые краны в кухне, а не в собственной комнате. Логичный, ясный ум, логичные речи — и такие нелепые поступки. А если просуммировать все факты, каково будет окончательное заключение: сумасшествие или, как она упорно утверждает — внешняя угроза? В эти минуты упорство и настойчивость миссис Мидоус вызвали в нем внезапную симпатию к этой второй гипотезе.

Неожиданно, к своему дальнейшему удивлению, он заметил, что его короткий вопрос и скрывавшееся за ним сомнение задели и разгневали его собеседницу. Ее холеное лицо застыло, в глазах сверкнула злоба.

— У вас небывало старомодные взгляды, инспектор. В наше время к ним там очень хорошо относятся. Это клиника, а не сумасшедший дом в прежнем значении слова.

— Но там нет свободы, — упрямо возразил Браун. — Вам не кажется, что за пятнадцать лет она заслужила свободу?

Миссис Мидоус не нашла, что ответить. Вместо слов снова хлынули слезы. Она была искренне расстроена и успокоилась только тогда, когда инспектор начал извиняться.

— Если бы Элен умела жить спокойно! — сказала она. — Я слышала, она получила очень хорошее место у какого-то мистера Филпота. После освобождения мы совсем потеряли ее из виду. Если она нормальная, то почему вдруг решила покончить с собой?

— Все хотели бы это знать. Особенно ее врачи и та молодая пара, у которых она жила.

— Холмсы. Да, они у меня были.

— Я знаю.

Снова по лицу миссис Мидоус промелькнуло внезапное удивление, но тут же исчезло.

— Да, разумеется. Это похищение…

— Нет, мы в контакте с самого начала. Они вам не говорили?

— Пожалуй, нет. Не помню. Я старалась им помочь, хотя с их стороны это нахальство. Не должны были они вмешиваться в дела Элен.

— Их дом был полон газа. Они могли сами там оказаться.

— Ох, разумеется! — миссис Мидоус заломила руки, — Нет, Элен не была бы так зла или безумна, чтобы убить своего любезного хозяина вместе с семьей при попытке самоубийства!

«Таким образом, теперь я ловко и окончательно оказался побит собственным же оружием», — подумал Браун. Он еще заглянул в местный полицейский участок, чтобы поговорить с инспектором Фростом, и, призадумавшись, вернулся в Лондон.