Некоторые из действий Айдита, очевидно, основывались на предположении, что время работает на него. Лидер КПИ полагался на биологическую неизбежность, которая рано или поздно убрала бы Бунг-Карно с политической сцены, и пришел бы черед КПИ, которая начала бы серьезные изменения. Другие лидеры КПИ были менее оптимистичны, хорошо зная, что именно протекция Сукарно дала им возможность выжить и вырасти как политическим лидерам. С трудом представляли себе, как они будут справляться после его смерти. Казалось, они забыли элементарные законы революции и питали непростительные иллюзии, приведшие их сторонников к недооценке врага. Не собираясь готовить революцию, как утверждалось позднее, КПИ была совсем не готова к тому обороту, который приняли события, и поэтому не смогла политически вооружить своих сторонников (не говоря уже о другом вооружении) для конфронтации с государством. На языке марксизма, они были виновны в одном из самых страшных грехов для коммунистов: они переоценили индивида (Сукарно) и недооценили власть института, поддерживающего государство (армии).
В отличие от пакистанского или индийского аналога индонезийская армия отражала различные колониальные и националистические традиции архипелага. Большинство офицерского корпуса ПЕТА (Добровольческая армия защитников отечества), «вспомогательной» армии, сформированной японцами в 1943 году на Яве и Бали, участвовало в Августовской революции 1945 года — примерно 80 % наличного состава армии, 10 % составляли наемные голландские колониальные военные части, и 5 % составляли выпускники специальной Военной академии, расположенной на Яве в 1940 году, после оккупации Нидерландов нацистами. Таким образом, офицерский корпус включал националистов поколения 1945 года, но их командирами были те, кто сражался вместе голландцами против националистов, в частности генералы Насутион и Сухарто, активно сотрудничал с японцами в ПЕТА и, самое главное, проходил обучение в Соединенных Штатах.
Еще одной чисто индонезийской особенностью был тот факт, что в 1945–1965 годах мятежи, попытки переворота, военной диктатуры, региональные восстания проходили под руководством ветеранов революции 1945 года. В результате в армии появилось убеждение, что большинство гражданских политиков (не считая Сукарно, которым большинство офицеров восхищалось как отцом-основателем новой республики) ничтожные, погрязшие в коррупции люди. Весь генералитет был настроен враждебно по отношению к дружбе Сукарно с Пекином и его союзу с КПИ. Отчасти это была националистическая враждебность, которая была характерна для колониального периода. Но в основном это был антикоммунизм времен «холодной войны». Едва ли было секретом, что большинство генералов, грубо выражаясь, мечтали схватить КПИ за яйца. Большинство, однако, не все. Это была типично азиатская ирония: генерал Парман, глава военной разведки, убитый 1 октября 1965 года, являлся младшим братом Сакирмана, члена Политбюро КПИ.
30 сентября 1965 года группа военных, возглавляемая в основном полковниками и майорами, организовала подпольный «Совет генералов», который одобрил попытку проведения «упреждающего удара» по КПП. Подполковник Унтунг, не входивший в эту организацию, подготовил контрзаговор, заявив, что высшее военное командование, поддерживаемое ЦРУ, готовит переворот с целью свержения Сукарно, уничтожения партий левого толка и установления военной диктатуры. Люди Унтунга быстро арестовали шестерых генералов, участников заговора против КПИ.
Унтунг командовал батальоном президентской гвардии. Трое генералов были убиты во время ареста, так как они оказали вооруженное сопротивление, другие трое — казнены на воздушной базе Халим, причем все еще не известно, кем, возможно, военными с воздушной базы. Когда Бенедикт Андерсон недавно говорил с главным сержантом Бунгкусом, который состоял в команде заговорщиков Унтунга, он узнал, что был дан приказ об аресте, но не убийстве генералов и что генерал, которого арестовывал он, сдался без кровопролития. На воздушной базе он передал его каким-то другим военным, принадлежность которых к какому-либо подразделению он затруднялся определить[182].
Те, кто утверждал, что попытка Унтунга захватить власть являлась умышленной провокацией, направленной на уничтожение и Сукарно, и КПИ, были объявлены фантазерами, но последовавшие откровения ЦРУ прояснили, что и оно, и британская разведка были замешаны в этом деле. Предполагалось, что Сухарто был информирован о планах Унтунга, но ничего не сделал, чтобы помешать заговорщикам, ходили слухи, что его осведомителем был полковник А. Аатиф, который был арестован, но у него никогда не брали показания. Удивительно, Аатиф не был казнен, вероятно, потому, что он был близком другом семьи Сухарто, особенно миссис Сухарто. Его ранили штыком, в него стреляли во время ареста, но он не погиб, и, проведя 13 лет в тюрьме, где содержался в ужасных условиях, выжил и рассказал свою историю. В своих мемуарах, опубликованных после свержения Сухарто, он настаивает на том, что Сухарто был хорошо осведомлен им самим о планировавшемся перевороте. Если это так, то совершенно ясно, что будущий диктатор не предупредил остальных генералов, дав тем погибнуть, а затем использовал 30 сентября, чтобы истребить восставших левых и отстранить Сукарно от власти[183].
Остается мало сомнений в том, что воспользовался событиями 30 сентября (как и 11 сентября 2001 года) сам народ, которого данные события должны были ослабить. Все имеющиеся сейчас доказательства говорят о том, что Унтунг и его коллеги работали на американскую и британскую разведки или были ими одурачены и втянуты в убийства старших генералов, враждебных по отношению к КПИ, но не готовых свергнуть Сукарно.
Как и в Чили несколько лет спустя, ЦРУ решило устранить любого генерала, несогласного свергнуть Сальвадора Альенде, именно поэтому генерал Шнейдер был освобожден от его обязанностей. Сухарто и Пиночет были кровными братьями, вскормленными одними хозяевами и публично поддерживаемыми Никсоном, Рейганом и миссис Тэтчер.
В событиях 30 сентября 1965 года было нечто странное. Унтунг открыто отвергал поддержку толпы и не призывал к народным выступлениям, что было необъяснимо, если учесть, что его целью была защита Сукарно. Еще непонятней было одно из первых публичных заявлений Унтунга: он объявил о понижена в звании всех офицеров выше его рангом. Нижестоящие офицеры и сторонники Унтунга должны были получить повышение. Трудно представить политику, которая еще скорее бы объединила всех старших офицеров против него. Было ли это просто глупостью или точным расчетом ЦРУ?
Через несколько месяцев после индонезийской резни Джеймс Рестон великолепно написал о новом режиме в статье, озаглавленной «Вспышка света в Азии», и предположил, что:
«Вашингтон был осторожен, не желая заявлять о влиянии на изменения в одном самых населенных регионов в мире, но это не означает, что Вашингтон не причастен к этому. Было гораздо больше контактов между антикоммунистическими силами в этой стране и по крайней мере одним высокопоставленным должностным лицом в Вашингтоне и до, и во время индонезийской резни, чем это обычно представляется»[184].
События, происходящие до 30 сентября, остаются отчасти тайной, но ясно, что мятеж был управляем. В этом же году до сентябрьских событий британский посол сэр Эндрю Гилкрист отправил домой послание, содержащее интересное предложение: «Я никогда не скрывал от вас, что убежден: небольшая перестрелка в Индонезии была бы необходимым вступлением перед эффективными изменениями». Двумя годами ранее в меморандуме ЦРУ, датированном 1962 годом, было заявлено, что президент Кеннеди и британский премьер-министр Гарольд Макмиллан «пришли к соглашению ликвидировать президента Сукарно по возможности быстрее, в зависимости от ситуации и имеющихся возможностей»[185].
