В этом романе англичанин говорит: «Вы всегда старались вести себя как ответственный и рациональный человек. Кажется, вы хотите попытаться не вести себя по-колониальному. Чувствую, что вы начинаете уставать и вам надоедает эта колониальная тюрьма. Я могу понять тот внутренний конфликт, который вы переживаете сейчас».
— Спасибо, Менир. Возможно, именно поэтому вы предпочитаете Америку? Здесь Вы не так уж ошибаетесь.
— Но в Америке тоже существует угнетение.
— Не так уж много. Хотя там и притесняют свободу, но ведь еще есть и свобода не быть угнетенным. Здесь же существует только свобода угнетения. Здесь нет свободы не быть угнетенным.
Кто бы мог подумать, что он, стоящий так близко к Его Превосходительству генерал-губернатору, так заговорит?
Как же могла Индонезия, после получения независимости, дойти до того, что ее военные правители превзошли в жестокости репрессий голландцев? Почему народ, который так храбро сражался с голландцами, японцами и затем снова с голландцами, смирился с наглостью, алчностью, грабительством и кровопролитием, навязанными ему собственной армией? Почему он смирился с вымогательством, усугубившим его несчастья? У него не было выбора. Некоторые доверились Сухарто, другие — Аллаху, а остальные все еще верили Д.Н. Айдиту и КПИ. Поскольку Аллах не так легко доступен и его последователи на острове входили в различные организации, бедняки и в городе, и в деревне зависели от объединенных сил национализма и коммунизма, защищавших их и удовлетворявших их чаяния.
Если первая половина XX века была эпохой войн и революций, вторая половина характеризуется ростом национализма, исчезновением глобальных европейских империй, «холодной войной» и вооруженными конфликтами в «горячих точках», которые велись США против Советского Союза и Китая, а позднее вместе с Китаем против Советского Союза. Это был сложный мир, со свойственными ему противоречиями на каждом уровне: политическом, экономическом и идеологическом. И прежде всего это был мир, в котором люди все еще верили в возможность изменений. На каждом континенте были «политические организации, стремившиеся к революции. Победа революции на Кубе и вдохновила, и ограничила революционно-освободительный процесс в Латинской Америке: враг стал сверхбдительным.
Китайский триумф 1949 года, победы Вьетнама в 1945 и 1954 годах, к которым можно добавить восстание Хук на Филиппинах, коммунистическое восстание в Малайе, разгром голландцев на Яве установили новое соотношение сил в Азии. Чтобы помешать Корейскому полуострову последовать путем КНР, потребовалась позорная трехлетняя война, которую США вели под знаменем Организации Объединенных Наций. Предотвращение триумфа коммунистов во Вьетнаме означало оккупацию США Южного Вьетнама и пятнадцатилетнюю войну, которую они проиграли, — что было первым настоящим поражением в их истории, не считая сожжение Белого дома и всего Вашингтона британцами в 1812 году.
Пока это все продолжалось, США и Советский Союз были поглощены защитой своих собственных интересов, для новых независимых государств — Индии, Египта, Алжира, Индонезии, Танзании — освободилось пространство для ведения двойной игры: противостояния друг другу и охраны своей независимости. Для многих националистических лидеров это стало непременным условием их антиимпериализма, который они строили с опорой на свои собственные коммунистические партии — аналоги компартий в Москве и Пекине. Интенсивность репрессий, к которым они прибегали, различалась в зависимости от местных условий и традиций.
В Индонезии, после бурной интерлюдии, включавшей серьезное восстание при поддержке КПИ против националистического режима в Мадиуне в 1948 году, Сукарно решил, что будет благоразумно включить КПИ в альянс, правящий страной. Его собственная позиция казалась непоколебимой, и Сукарно решил, что КПИ, находясь внутри объединенного Национального фронта (НАСАКОМ), перейдет из оппозиции, позволив ему использовать свое влияние для контроля над воинскими частями страны. Это был типично бонапартистский расчет, который наверняка сработал бы, если бы не события сентября 1965 года.
Вашингтон был встревожен таким альянсом, и он привел в состояние боевой готовности своих представителей в Индонезии. США уже вели боевые действия во Вьетнаме и были действительно обеспокоены возможностью прихода к власти КПИ после смерти Сукарно. В 1962 году США пережили свою первую неудачу во Вьетнаме, когда силы коммунистов атаковали и уничтожили превосходящие силы США и Южного Вьетнама около деревни Ап-Бак. В советской и китайской печати эта победа приветствовалась как знак уязвимости Вашингтона. В Индонезии и националистическая, и коммунистическая пресса также сообщали о данном событии и его влиянии на Индокитай. Конфликт начался в высших эшелонах военных служб Индонезии.
Ко всему добавился и де-факто разрыв между Китаем и Советским Союзом. На первый взгляд китайцы заняли непримиримую позицию, осуждая советских коммунистов за доктрину «мирного сосуществования» с США. Коммунистические партии раскололись на просоветские и прокитайские, некоторые пытались остаться нейтральными, как сделали-компартии Кубы, Кореи и Вьетнама.
Лидеры КПИ сделали свой выбор в пользу Китая, и Д.Н. Айдит стал регулярно посещать Пекин, где его принимали с почестями, которые обычно оказывают главе государства. Ирония заключалась в том, что, пока КПИ поддерживала Китай в международных делах, ее внутренняя политика в действительности была целиком хрущевской — осторожной и реформистской, — действия КПИ полностью одобрялись Пекином, находящимся в хороших отношениях с Индонезией Сукарно. Таким образом, у них не было желания опрокинуть режим. Лидеры КПИ также были в курсе, что партия серьезно пострадала после восстаний 1927 и 1948 годов. Их собственные нужды совпадали с интересами Пекина, и на витиеватом жаргоне того периода Айдит объяснял, что «Индонезийская революция на данном этапе по характеру не социалистическая или пролетарская, а буржуазнодемократическая» и что задача КПИ заключается в «борьбе за лидерство». Что это должно было означать, он разъяснил в Школе передовых исследований ЦК Коммунистической партии Китая 2 сентября 1963 года:
«Союз с национальной буржуазией был заключен. Национальная буржуазия начинает возвращаться на сторону революции. Сейчас вот уже на протяжении почти десяти лет мы сотрудничаем с индонезийской буржуазией, и все это время революционные силы скорее развивались, а не ослабевали, тогда как реакционные — терпели неудачу за неудачей»[181].
Если бы Айдит был редактором марксистского издания, эти заблуждения были бы быстро забыты и похоронены, но этого не случилось, так как в одном важном отношении его оценка была поразительно точна.
Легитимность, которой пользовались индонезийские коммунисты, привела к феноменальному росту количества членов партии и ее влияния. Айдит обращался к Центральному Комитету КПК как лидер крупнейшей политической партии Индонезии и крупнейшей коммунистической партии в капиталистическом мире. В КПИ состояло 3 миллиона членов и более 10 миллионов сочувствующих сторонников, состоящих в различных массовых организациях, включая профсоюзы. Она обладала впечатляющей сетью журналов, влияние которых простиралось далеко за пределы КПИ. Айдита, Лукмана и других ветеранов КПИ можно простить за излишнюю привязанность к комфорту и респектабельности, обретенным через сделку с Сукарно. Все они отбыли тюремные сроки и потеряли своих соратников во время сопротивления голландцам и японцам. Теперь они находились у власти, и их присутствие дало возможность правительству Сукарно провести, во-первых, аграрную реформу, а во-вторых, установить распределение урожая в 1960–1961 годах. Тогда бюрократы, хаджи и военные постоянно блокировали осуществление законов, которые принимала КПИ, чтобы прорваться сквозь их ряды при помощи так называемых «односторонних акций». Ответ реакционеров был настолько жестоким (сельских активистов, проводящих реформы, систематически убивали), что Айдиту пришлось прекратить кампанию.
