Даже Мелвилла — самого великого из американских романистов — соблазнила эта программа. Однако он, так же как и его друг Хауторн, не мог переварить зверства переселенцев в отношении коренного населения. Подобно Уитмену, он воспевал американо-мексиканскую войну, но нездоровый патриотизм все же соседствовал в нем с более приличными инстинктами, которые требовали защитить права «туземцев». Это неразрешимое противоречие прослеживается на протяжении всего романа «Моби Дик», впервые опубликованного в 1815 году. Корабль, который рыщет в океане в поисках белого кита, называется «Пикуад». Это племя было почти полностью истреблено, а Мелвилл в определенном смысле обессмертил его название. На заключительных страницах его великого романа мы читаем об американском орле, «эта птица небес с пронзительными апокалиптическими воплями» погружается в воду вместе с проклятым кораблем. И «Пикуад», и орел лежат на дне океана. Кит взял Ахаба.

По сути мир не был установлен даже после кровопускания в период Гражданской войны между Севером и Югом: эпической вагнеровской поэме суждено было стать отчасти мифом, отчасти трагедией. Состарившегося Уитмена переполняло мрачное отчаяние. Чем все это кончится? Однако северное и южное государства всегда были спаяны общей судьбой. На их единстве стоит печать из крови индейцев и филиппинцев. Не все раны Гражданской войны будут залечены, но глобальное пиратство стало целительным эликсиром, хотя и не на любой вкус.

Стало легче, когда внутренняя Империя консолидировалась посредством доктрины президента Монро, в которой заявлялось о намерении контролировать латиноамериканские «задворки Империи» в качестве «жизненного пространства» и конечно же доминировать там. Этот процесс установления гегемонии вдохновлял и германских теоретиков Третьего рейха. Доктриной Монро особенно восхищался Карл Шмидт, который черпал воду из того же колодца, чтобы оправдать нацистский порядок в Европе, — «"Grossraum", или «расширение жизненного пространства».

Модель того, что надлежит делать диссидентам, была создана в последнем году девятнадцатого столетия. Более ста лет назад Марк Твен, шокированный шовинистской реакцией на «боксерское восстание» в Китае и оккупацией Соединенными Штатами Филиппин, ударил в набат. Империализм стал проблемой. Ему нужно было противостоять. В результате в 1899 году в Чикаго была учреждена Американская антиимпериалистическая лига, число членов которой в течение двух лет достигло полумиллиона человек. Ее члены-основатели, среди которых были Марк Твен и Т.У. Хиггинсон, подвергались яростным нападкам в борьбе против Л.Э. Райта, второго генерал-губернатора Филиппин. Тот когда-то сражался за Конфедерацию и не нуждался в том, чтобы его учили, как обращаться с филиппинцами.

Журнальные статьи и памфлеты для Лиги писали самые талантливые писатели и мыслители Америки, в том числе Генри и Уильям Джеймс, У.Э.Б. Дюбуа, Чарльз Эллиот Нортон, Уильям Дин Хоулз и Фредерик Дуглас-младший. Они писали эссе, короткие рассказы и стихи и стояли с Твеном плечом к плечу, протестуя против империалистических войн. В ноябре 1916 года, накануне вступления США в Первую мировую войну, «Харпер Мансли», который был тогда, как и сейчас, рупором здравого смысла среди безумия, опубликовал едкое эссе Марка Твена. «Горластая горстка», о которой писал Твен, до сих пор с нами:

«Горластая горстка», как обычно, будет ратовать за войну. Проповедники будут возражать сначала осторожно и осмотрительно; великая и могучая тупая масса нации протрет свои заспанные глаза и попытается увидеть, почему должна быть война, и скажет честно и негодующе: “Это несправедливо и бесчестно, и в этом нет никакой необходимости”.

Тогда Горстка загорланит еще пуще. Какая-то часть честных людей с другой стороны будет спорить, письменно и устно приводить причины, по которым она против войны, и сначала их будут слушать, и им будут аплодировать, но долго это не продлится. Их перекричит Горстка, и антивоенная аудитория начнет таять и терять популярность.

Вскоре вы увидите интересные вещи: ораторов, которых камнями сгоняют с трибуны, орды разъяренных людей, подавляющих свободу слова, и в глубине души действующие всегда заодно с теми, кто побивает камнями ораторов. И вот уже вся нация — и проповедники, и все остальные — испустит боевой клич; сама нация хрипло загорланит и затопчет любого честного человека, который рискнет открыть рот; и вскоре такие рты перестанут открываться.

Вслед за этим государственный муж выдумает дешевую ложь, возложив вину на страну, которая подвергается нападению, и каждый обрадуется этим успокаивающим совесть лживым утверждениям, и будет усердно повторять их, откажется слушать любые опровержения, и, таким образом, скоро убедит самого себя, что война справедлива, и будет благодарить Бога за то, что стал намного лучше спать после этого абсурдного самообмана»[5].

О трагедиях всегда говорят так, как будто они происходят в вакууме, но на самом деле каждая трагедия обусловлена окружающей обстановкой на местном или глобальном уровне. События 11 сентября не являются исключением. Не существует ни одного точного и однозначного доказательства в отношении того, кто приказал нанести удары по Нью-Йорку и Вашингтону и когда такой план был впервые поставлен на обсуждение. Эта книга не имеет непосредственного отношения к тому, что случилось в тот день. Ливень изображений и описаний в средствах массовой информации сделал эти события самыми реальными, самыми глобальными и самыми освещаемыми актами насилия за последние пятьдесят лет.

Я хочу написать об истории, которая предшествовала этим событиям, о мире, к которому относятся как к чему-то враждебному и запретному в культуре, провозглашающей добродетелью невежество, создающей культ глупости и преподносящей настоящее как безальтернативный процесс, внедряя в наше сознание мысль о том, что мы живем в раю, где защищают интересы потребителей.

Мир, в котором разочарование порождает апатию и по этой причине эскапистские фантазии всех сортов, поощряется власть имущими. Углубляющийся кризис в Аргентине, символ тупика, в который зашел рыночный фундаментализм, достиг пика 5 сентября 2001 года. Его проигнорировали. Последовало восстание, в котором приняли участие представители всех классов. За две недели сменились четверо президентов.

Самодовольство этого мира было жестоко поколеблено событиями 11 сентября 2001 года. То, что произошло, — тщательно спланированное террористическое нападение на символы военной и экономической мощи США, — пробило брешь в безопасности материковой Северной Америки. Это событие, которого не боялись, даже не представляли себе те, кто разрабатывал для Пентагона сценарии военных игр. Психологический шок был беспрецедентным. Субъекты Империи нанесли ответный удар.

Я хочу спросить, почему так много людей в неисламском мире остались равнодушными, когда это случилось, и почему многие радовались леденящим кровь словам Усамы бен Ладена: «Америке волей всемогущего Аллаха нанесен удар в жизненно важные органы», В никарагуанской столице Манагуа люди молча обнимались. В Порто-Алегре, в глубокой провинции на юге Бразилии, большой концертный зал, набитый молодыми людьми, взорвался гневом, когда чернокожий гастролер — джазовый музыкант из Нью-Йорка — настоял на том, чтобы начать свое выступление с исполнения «Боже, благослови Америку». Зрители в ответ скандировали: «Усама! Усама!» Концерт пришлось отменить. Радовались на улицах Боливии. В Аргентине матери, которые годами выходили на демонстрации, чтобы узнать, как и когда местная военщина вернет им их детей, отказались присоединиться к срежиссированному официальными лицами трауру. В Греции правительство запретило публикацию результатов опросов общественного мнения, которые показали, что на самом деле подавляющее большинство греков одобряет нанесение ударов по США, а футбольные болельщики отказались соблюсти две минуты молчания.