1921 «Сегодня я в гостях у моря…»* Сегодня я в гостях у моря. Скатерть широка песчаная. Нашел мешки с икрой, Что выброшены морем, Сельдь небольшую, Испек на костре, горячем и днем. Хорошо. Хуже в гостях у людей. 1921
«Мной недовольное ты…»* Мной недовольное ты, Я недовольный тобой. Льешь на продажу версты Пены корзины рябой. Сваи и сваи, на свайных Постройках, пьянея, лежит Угроза, сверкавшая в тайнах Колосьями сумрачных жит. 1921 «Ночи запах – эти звезды…»* Ночи запах – эти звезды В ноздри буйные вдыхая, Где вода легла на гвозди, Говор пеной колыхая, Ты пройдешь в чалме зеленой Из засохнувшего сена, Мой учитель опаленный, Черный, как костра полено. А другой придет навстречу, Он устал, как весь Восток, И в руке его замечу Красный сорванный цветок. 1921 «Подушка – камень…»* Подушка – камень, Терновник – полог, Прибоя моря простыня, А звезд ряды – ночное одеяло! Шуми, грызи молчание, Как брошенную кость, Зверь моря. О, новый камень темноты за тучей. 1921 Ночь в Персии* Морской берег. Небо. Звезды. Я спокоен. Я лежу. А подушка – не камень, не перья – Дырявый сапог моряка. В них Самородов в красные дни На море поднял восстанье И белых суда увел в Красноводск, В красные воды. Темнеет. Темно. «Товарищ, иди, помогай!» – Иранец зовет, черный, чугунный, Подымая хворост с земли. Я ремень затянул И помог взвалить. «Саул!» («спасибо» по-русски). Исчез в темноте. Я же шептал в темноте Имя Мехди. Мехди? Жук, летевший прямо с черного Шумного моря, Держа путь на меня, Сделал два круга над головой, И крылья сложив, опустился на волосы. Тихо молчал и после Вдруг заскрипел, Внятно сказал знакомое слово. На языке, понятном обоим, Он твердо и ласково сказал свое слово. Довольно! Мы поняли друг друга! Темный договор ночи Подписан скрипом жука. Крылья подняв, как паруса, Жук улетел. Море стерло и скрип и поцелуй на песке. Это было! Это верно до точки! 1921 Я и Россия* Россия тысячам тысяч свободу дала. Милое дело! Долго будут помнить про это. А я снял рубаху, И каждый зеркальный небоскреб моего волоса, Каждая скважина Города тела Вывесила ковры и кумачевые ткани. Гражданки и граждане Меня – государства Тысячеоконных кудрей толпились у окон. Ольги и Игори, Не по заказу Радуясь солнцу, смотрели сквозь кожу. Пала темница рубашки! А я просто снял рубашку, Дал солнце народам Меня! Голый стоял около моря. Так я дарил народам свободу, Толпам загара. <1921>, 1922 «Золотистые волосики…»* Золотистые волосики Точно день Великороссии. В светлосерые лучи Полевой глаз огородится. Это брызнули ключи Синевы у Богородицы. Песенка – лесенка в сердце другое. За волосами пастушьей соломы Глаза пастушески-святые. Не ты ль на дороге Батыя Искала людей незнакомых? Звенят голубые бубенчики, Как нежного отклика звук, И первые вылетят птенчики Из тихого слова «люблю». 1921 «Детуся! Если устали глаза быть широкими…»* Детуся! Если устали глаза быть широкими, Если согласны на имя «браток», Я, синеокий, клянуся Высоко держать вашей жизни цветок. Я ведь такой же, сорвался я с облака, Много мне зла причиняли За то, что не этот, Всегда нелюдим, Везде нелюбим. Хочешь, мы будем брат и сестра, Мы ведь в свободной стране свободные люди, Сами законы творим, законов бояться не надо, И лепим глину поступков. Знаю, прекрасны вы, цветок голубого. И мне хорошо и внезапно, Когда говорите про Сочи И нежные ширятся очи. Я, сомневавшийся долго во многом, Вдруг я поверил навеки, Что предназначено там, Тщетно рубить дровосеку. Много мы лишних слов избежим. Просто я буду служить вам обедню, Как волосатый священник с длинною гривой, Пить голубые ручьи чистоты, И страшных имен мы не будем бояться. |
