- Как он?
- Не волнуйся о нем, Джастин. У него ни царапины.
Тон у нее такой, словно Брайану должно быть за это стыдно. Как будто он нарочно устроил аварию, чтобы меня убить.
- … увидеть его.
- Милый, его сюда не впустят. Заходить можно только членам семьи.
- Брат?
Я уже совсем очнулся, успел даже прийти в ужас, а тело мое все еще отказывается мне подчиняться. Ощущения вернулись дай бог на половину, я едва могу пошевелиться, а правая рука и вовсе не слушается. Скашиваю глаза на нее. Не удивительно, что она такая тяжелая, - на запястье гипс. Блядь! Я ведь этой рукой рисую!
- Я не могу сказать, что он твой брат. Весь персонал уже знает, что это не так. Они не поверят.
- Скажи ему.
- Что сказать?
- Что со мной все нормально.
- Скажу. Но не сейчас. Хочу быть здесь, когда доктор придет тебя осмотреть.
Пытаюсь все же убедить ее, потому что знаю, что Брайан, должно быть, вне себя. Могу себе представить, что бы я чувствовал на его месте! Мне вдруг вспоминается, как Дафни насмешливо говорила: все потому, что Брайан от природы не способен испытывать чувства? Я знаю, что он с ума сходит от беспокойства. Просто знаю и все.
Потом приходят врач, его ассистент и две медсестры, и принимаются мучить меня идиотскими вопросами. Что сейчас за год? Кто у нас президент? Что последнее я помню?
- Номер в Нью-Йоркском отеле. Пятница, день.
Секс с Брайаном. Его губы на моем теле. Жар его дыхания на моей коже. Его голос…
Блядь, хорошо хоть член все еще работает!
К счастью покрывало довольно толстое, и ценой некоторых усилий мне удается поглубже под него закопаться. Но тут-то как раз доктор его и сдергивает, чтобы воткнуть мне в ногу какие-то иголки. Оуч!
Правая рука – единственная часть моего тела, что все еще какая-то онемелая. Поначалу я надеюсь, что это из-за перелома запястья. Но приподнять ее над кроватью я тоже не могу. И вот теперь я в панике. Врач объясняет, что это последствия черепно-мозговой травмы. Ах, вот почему мне все кажется, что голова у меня распухла, и каждый удар сердца болью отдается в висках. Никто не готов мне сказать, изменится ли мое состояние со временем, или это теперь навсегда. Но зато теперь, раз я очнулся, меня переведут в другое отделение. Это хорошо. Потому что здесь – в интенсивной терапии, или где там я нахожусь – вокруг куча каких-то медицинских датчиков и приборов, которые меня пугают.
После ухода медиков я безуспешно пытаюсь привести мысли в порядок. Я все еще какой-то заторможенный. Итак, у меня повреждена правая рука, и пока перелом не заживет, и гипс не снимут, я не смогу начать ее разрабатывать. Что означает, что к нормальному состоянию она вернется не раньше, чем месяца через три, - если, конечно, не останется такой навсегда. Чего не случится. Потому что я этого не допущу.
Еще нужно как-то уложить в голове, что на дворе вечер среды. Ладно, последние три дня я не помню, потому что был в коме, но на выходных-то что случилось? Я как будто бы застрял в пятнице. Брайан в тот день был таким… Мы просто валялись на кровати, бесконечно целовались и гладили друг друга, как подростки. Впрочем, он и есть подросток. Но как доходит до дела, как тинейджер себя веду скорее я.
Мама все еще говорит что-то о реабилитации, восстановительных процедурах и о том, что ничего еще не ясно, надо просто запастись терпением и ждать.
- Мам!
Она замолкает и смотрит на меня, улыбаясь.
- Иди скажи ему, что я в порядке.
По крайней мере, говорю я уже лучше.
Ее улыбка вянет. Знаю, она надеялась, что я забуду о Брайане.
Мама всегда была самой преданной моей группой поддержки. Она принимала и пыталась полюбить каждого парня, с которым я ее знакомил. Даже Дэна, целый час выносившего ей мозг тем, что даже самые расположенные к нам натуралы никогда не поймут каково это – быть геем. После этого она целых три месяца на встречи PFLAG не ходила, пока Дебби не затащила ее обратно.
- Это что, не может подождать?
Я не гнушаюсь тем, чтобы надавить на жалость. Смотрю на нее самыми несчастными глазами. Да я заплачу даже, если потребуется.
- Мам, пожалуйста!
Она вздыхает и поднимается на ноги, чтобы выполнить мою просьбу. Так уж мне повезло, что единственный парень, которого я по-настоящему полюбил, оказался именно тем, кого моя мать на дух не переносит. Может, в этом и причина? Чем больше она этому противится, тем больше он мне нужен? Да нет, думаю, я такое подростковое бунтарство давным-давно перерос. И неодобрение моей матери никак не влияет на то, что я чувствую к Брайану.
Утром меня переводят в другое отделение. Здесь меня сможет навещать, кто угодно, - хоть родственники, хоть друзья, хоть вообще посторонние. Так и происходит. Поток посетителей не иссякает весь день– мама, Молли, Дафни, Дебби, Синтия, Скотт со своим новым бойфрендом, Мелани и Линдси, даже Эммет, который рыдает так, что и слова вымолвить не может.
Но кого я вовсе не вижу, так это Брайана. Я выдерживаю полдня, а потом впервые спрашиваю о нем – и уже не могу остановиться. Где Брайан? Вы не видели Брайана? Как он там? И все сразу как-то смущаются, будто я что-то неприличное сморозил, и им за меня неловко.
День или два спустя меня пронзает жуткая мысль. А что, если они мне врут? Что, если это всего лишь благая, но провальная попытка не волновать меня, пока я не поправлюсь? Что, если Брайан умер, а мне никто не сказал? Пару дней я не высказываю своих подозрений вслух. Только задаю своим визитерам неожиданные вопросы, наблюдаю за их реакцией и пытаюсь подловить на вранье. Но все равно ничего не могу понять. Тогда я начинаю спрашивать прямо, спрашивать всех и каждого. Он умер? Пожалуйста, просто скажите мне, если он умер. Мне нужно знать. Конечно, они все отрицают, но я ничему уже не верю. Никто не может толком мне объяснить, почему его здесь нет.
