- Брайан? – как-то странно произносит он, а затем улыбается – той ослепительной улыбкой.

- Ты ужасно поступил с Эмметом.

Улыбка меркнет.

- Правда?

- Он помог тебе в «Вуди», а ты просто свалил.

- Странно, что ты заметил, - язвит он. – Передай Эммету, что я извиняюсь. Мне нужно было домой.

- Да ну? – делаю шаг вперед, и он отступает в сторону, давая мне пройти. – Что же такого срочного случилось, что ты даже попрощаться не успел?

- Мне просто нужно было уйти. Тебе-то что?

- Мне наплевать. А вот Эммет расстроился.

Это, кстати, правда. Положим, он из-за меня скорее расстроился, чем из-за Джастина, но какая разница.

Он кажется и смущенным и довольным одновременно. Боже, у него самые удивительные в мире глаза! И эта белоснежная кожа… Слева от соска маленькое темное пятнышко. Не раздумывая, протягиваю руку и пытаюсь стереть его пальцем. Оно оскорбляет мое чувство прекрасного. Нельзя пачкать такую кожу! Но оно не стирается, так что я облизываю палец и тру снова. Джастин прерывисто вздыхает, грудная клетка тяжело вздымается. Бросив взгляд вниз, вижу, что штаны спереди уже натянулись.

- Сними их! – требую я.

Захлопнув дверь, он подчиняется. А потом снова выпрямляется и стоит, не двигаясь, пока я его разглядываю. У него прекрасное тело, не крупное, но пропорциональное, и такое охренительно красивое. Даже член красивый – такой большой для его роста. Обхожу Джастина кругом и рассматриваю его задницу – ее изгиб и совершенные округлости. Провожу между ними пальцем, и он вздрагивает.

- Брайан, - шепчет он, и что-то есть в его голосе, какой-то оттенок, который я не могу распознать, но от которого мне хочется завалить его на постель и трахать снова и снова.

- Пожалуйста, - просит он, и вот оно, опять!

- Ложись на кровать!

Ни секунды не сомневаясь, он подчиняется, а я иду за ним. Я раздеваюсь, а он смотрит на меня. У меня в жизни еще так не стоял, и я знаю, что этой ночью одним раундом мы не ограничимся. О нет, мы будем трахаться много раз, будем сосать, лизать и кусать – долго, страстно, до изнеможения. Но мне нужно что-то еще. Не могу сформулировать. Хочу увидеть, как он будет извиваться подо мной, и просить, и умолять. Хочу смотреть ему в глаза, когда он будет кончать снова и снова, но мне нужно что-то еще. И спустя несколько часов, когда он кончает в последний раз, я, наконец, понимаю, что это.

- Брайан, - шепчет он – вот так же, как раньше, и тут меня осеняет.

Вот она – почти болезненная необходимость, что так ясно и чисто слышна в его голосе. Вот сейчас! И снова. То, чего я так ждал.

Никто и никогда так не произносил мое имя.

Глава 3

Посреди ночи Брайан появляется у меня на пороге, и я не знаю, что и думать. Но очень скоро мы находим, чем заняться, и я решаю, что какая, в общем, мне разница, зачем он вернулся, если с ним я ору от наслаждения. Ладно, может и не ору, но стонаю громче, чем с кем бы то ни было. А еще ему нравится говорить. Рассказывать мне, что он собирается со мной сделать. И, удивительно, но выходит совершенно не противно, наоборот, заводит чертовски. А еще ему нравится, чтобы я говорил. Так что я упрашиваю, и умоляю, и требую, во-первых, потому что у него от этого крышу сносит, а во-вторых, потому что сам не могу удержаться. А в самом конце, перед тем, как сорваться в последний оргазм, я выстанываю его имя, отчаянно желая, чтобы все это длилось вечно, чтобы он был моим любовником, а не просто забежал, потому что ему приспичило, а я всегда готов.

Будит меня стук закрывающейся двери. И больше ничего не слышно. Мне очень хочется надеяться, что он всего лишь за сигаретами выскочил, но к чему себя обманывать? Он получил, что хотел, и ушел. А чего я ожидал? Да ничего. Ну, может, слегка надеялся… Что он захочет остаться, провести вместе утро, никуда не спешить… Суббота же, в конце концов.

Вылезаю из постели, иду в туалет и вдруг чувствую запах сигарет. Обычно я не разрешаю курить у себя в лофте, а сейчас вроде как и не против. От Брайана всегда слегка пахнет сигаретами, и этот запах дарит иллюзию, что он все еще здесь. Он взял с журнального столика свечку, вытряхнул ее из стеклянного подсвечника и использовал его как пепельницу. В нем три окурка – значит, он не сразу ушел, просидел тут какое-то время, пока я спал.

А потом я замечаю, что мой блокнот для рисования передвинут, и меня передергивает. Когда он объявился, я как раз пытался нарисовать его углем, по памяти. Набросок довольно большой и подробный. Скажем так, простора воображению не оставляет. Черт, как неловко!

А потом рассвело, и я начал рисовать. И до конца выходных толком не останавливался. Не отвечал на звонки, всей душой отдался процессу. Пытался изобразить, как Брайан пьет, как напрягается его горло. Правда, если не знать, что именно изображено на холсте, в жизни не догадаешься – просто абстракция. В ночь с субботы на воскресенье я прилег на пару часов, твердя себе, что я его не жду. Я же знаю, что он не придет. Он где-то там развлекается, трахает новую добычу. А обо мне и думать забыл. Я знаю, что это так. Нет, правда!

Воскресным вечером наведывается Дафни. Ей все выходные пришлось работать – вот почему в пятницу она так рано ушла. Она притаскивает с собой пиццу, и я вдруг понимаю, что весь день толком не ел и умираю с голода. Она вытаскивает огромный кусок пиццы из коробки, жует и разглядывает рисунок. Черт знает, куда девается вся еда, что она поглощает. Со школы она, кажется, ни на грамм не располнела, только стала еще красивее.

- Здорово получилось, - говорит она, склоняет голову на бок и смотрит под другим углом. – Только грустно. Тоскливо до чертиков.

Дафни ни черта не понимает в искусстве, но всегда может по рисунку угадать мое настроение. Мистика какая-то!

- Даф…