- Он первый начал.
- У вас пять секунд.
Хоббс уходит прочь, на ходу одергивая форму и шепотом бормоча угрозы. Толпа под взглядом Симмонса рассеивается, и старик оборачивается ко мне.
- Я слышал, на выходных вы попали в аварию. Как вы себя чувствуете?
- Нормально.
- Если вам что-нибудь нужно, можете заглянуть в мой кабинет. Я помогу.
- Извините, я учителям не отсасываю. Попробовал разок – удовольствие так себе.
Уверен, все учителя в школе знают, что я гей. Это очевидно по тому, как они себя со мной ведут. И только мистер Симмонс в последние пару лет вроде как взял меня под крыло. Помогал мне выбрать дополнительные курсы, заполнял со мной заявления о приеме в колледжи и устроил мне ту практику, что разрушила на хуй всю мою жизнь. Он торчит в школе вот уже двадцать лет, так что может себе позволить помогать бедненькому мальчику-гею. Правда, сейчас я, кажется, ляпнул такое, с чем и он не станет мириться.
Надо же, я впервые сказал кому-то о том, что произошло у меня с физруком. Не считая Майки. И Джастина. Я рассказывал Джастину.
- Я сделаю вид, что ничего не слышал, Брайан. И мое предложение остается в силе. А теперь, думаю, вам пора идти в класс.
- Да, сэр.
Захожу в кабинет истории, иду по проходу, и все на меня пялятся. Но я к этому привык. Чтобы пережить школу, будучи геем, нужно уметь правильно себя подать. Хоббс – единственный, на кого мой апломб не действует. Все потому, что он слишком тупой. Зато все остальные оставили меня в покое с тех пор, как я в том году сломал Джереми Паркинсону палец дверцей шкафчика. Даже шутить на мой счет больше не решаются. Весь фокус тут в том, чтобы никогда не теряться в словесной перепалке, всегда быть готовым к драке и уметь быстро бегать – на случай, если нападут всем кагалом. Ну и еще немного помогает высокий рост и спортивная подготовка. Одноклассники меня не пугают. Да что в них страшного? С Джеком ни один из них не сравнится.
А теперь я вообще больше ничего не боюсь.
Подумываю о том, не наведаться ли после школы домой за вещами, но четверг – не лучший для этого день. Пойду завтра. Джек утащится в боулинг – ни при каких раскладах он этого не пропустит. А мама вечером уйдет на какие-то церковные сборища.
В лофте я едва успеваю переодеться, как кто-то уже стучит в дверь. Я целую минуту не обращаю внимания, но кто бы там ни колотился, уходить он явно не собирается. Открываю и вижу полицейского в форме.
- Брайан Кинни?
Я киваю, но с места не двигаюсь. Не хочу его впускать.
- Я офицер Ларсон. Насчет аварии в воскресенье. Я так понимаю, за рулем были вы?
Снова киваю.
- Могу я увидеть ваши права? Если они у вас есть.
Приходится пройти в кухню за бумажником, и полицейский, воспользовавшись этим, входит в лофт. Но сделать он успевает только три шага - я тут же преграждаю ему путь.
- Я сегодня был у вас дома, - говорит он, рассматривая мои права. – Мать ваша полагает, что вы гостите у друга. Но та женщина, Новотны, сказала, что я, наверно, смогу найти вас здесь. Вы тут живете?
- Присматриваю за квартирой, пока мистер Тейлор в больнице.
- А вы друг другу… кем являетесь?
- А это какое отношение имеет к вопросу?
- Да, в общем, никакого. Но вам всего восемнадцать. А ваша мать, похоже, не в курсе ни где вы живете, ни что в аварию попали.
Ебать! Он ей сказал! Только этого не хватало.
- Моя мать многого о моей жизни не знает.
- Я так и понял. То есть и о ваших отношениях с мистером Тейлором она не в курсе?
- Как вы верно заметили, мне восемнадцать. С кем я трахаюсь ее не касается. И вас тоже.
Он слегка охреневает, но быстро берет себя в руки.
- Мне просто не хочется возвращаться сюда и тащить вас домой, когда ваша мать подаст заявление о вашем исчезновении.
- Ничего она не подаст. А если вам делать нечего, можете моим отцом заняться. Еще что-нибудь?
Он говорит, что нужно составить протокол, и мне приходится подпустить его к столу. Но все равно лучше уж сейчас все сделать, чем завтра тащиться в участок. Хочу покончить со всем этим. И никогда больше не вспоминать.
Что, в общем, довольно трудно, потому что ночами меня мучают кошмары. Мне снова и снова снится авария. Я просыпаюсь в холодном поту с колотящимся сердцем. И оно никак не желает униматься, пока я не делаю единственной вещи, способной меня успокоить.
Ночная медсестра на ресепшн сразу меня узнает. Она объясняет, в какое отделение мне нужно, и идет вместе со мной, чтобы объяснить все тамошней дежурной. Не знаю, чем она оправдывает то, что я не прихожу днем. Но меня наконец-то – наконец-то! – к нему пускают.
Не то чтобы это сильно помогает. Я смотрю на него из коридора через окошко в двери. Он вздрагивает и мечется во сне. На голове все еще повязка, к счастью, уже не окровавленная.
- Что с его рукой? – спрашиваю я медсестру, указывая на гипс.
- Он сломал запястье.
- Но потом с ней все будет нормально?
- Милый, проблема не в переломе. Из-за черепно-мозговой травмы у него нарушены двигательные функции.