Нет, мог. Я мог успеть затормозить, мог как-нибудь выровнять машину. Я мог не садиться за руль. Мог не ездить с ним в Нью-Йорк. Мог оставить его в покое давным-давно. Я, блядь, мог вообще не подходить к нему той ночью. Мог вместо него оказаться на операционном столе. Я должен был!
- У тебя хоть права есть? – с укором спрашивает миссис Тейлор.
- Дженифер, у него есть права. Брайан отлично водит.
Не знаю, с чего Дебби это взяла. Она никогда не видела меня за рулем. Я вообще никогда не водил ни одной машины, кроме джипа Джастина, да и тот не часто. Джастин так сильно устал. И попросил меня сесть за руль. Он верил, что я довезу его до дома, он так мне верил, что тут же спокойно уснул.
- Давайте попробуем узнать что-нибудь у сестер, - предлагает Дебби и уводит от меня миссис Тейлор.
А Майкл тихо говорит:
- Брайан, ты не виноват.
Да какого хуя он знает?
Четыре часа спустя мы все так же сидим в приемном покое. Миссис Тейлор куда-то исчезла. Ее наверно отвели в специальную комнату. В комнату, куда пускают людей, у которых есть право быть в жизни Джастина. Людей, которые любят и защищают его, а не подвергают опасности его жизнь.
Хорват задерживается ненадолго, чтобы перекинуться парой слов с людьми в полицейской форме. Потом все они исчезают тоже.
Дебби ходит справляться о состоянии Джастина каждые полчаса. Может, ее в ту специальную комнату тоже пускают. Она ведь заботилась о Джастине. Предостерегала меня, просила оставить его в покое… Какого хуя я не слушал?
Майкл все время со мной, хоть периодически и проваливается в сон. Недавно он спрашивал, не хочу ли я пойти в туалет, - смыть кровь и все такое. Нет, не хочу. Это все, что у меня осталось от Джастина. И еще мне почему-то кажется, что я все равно никогда по-настоящему не отмоюсь, как бы ни старался. Может, кровь и ототрется с рук, но я все равно буду ее видеть. Как леди Макбет. А лицо уже и умывать не нужно. Слезы все текут из глаз, хоть теперь и не так сильно. Может, они никогда уже не иссякнут.
Вернувшись в очередной раз, Дебби пытается взять меня за руку, но я выдираюсь.
- Милый, операция закончилась. Он в интенсивной терапии. С ним его мать.
Он пережил операцию. Он жив. Пока еще жив.
- Дорогой, нам нужно домой, отдохнуть немного. Поехали с нами. Завтра утром я позвоню твоей матери и все ей объясню.
Ага, будто ей есть до меня дело. А если и так – мне уже все равно. Я больше никогда туда не вернусь. С той частью жизни покончено. Все, финиш! Я кладу этому конец. Джастин научил меня, как давать отпор тем, кто на тебя давит. Как обозначать границы, и никогда за них не заступать. Не вступая в склоки, просто решительно стоя на своем.
- Поехали с нами, милый, тебе нужно отдохнуть.
- Дебби, отъебись.
Она все пытается меня уломать – сначала ласково, потом все настойчивее. Грозится даже позвонить моим родителям, если я не послушаюсь. Я не обращаю внимания. Наконец, она обращается к Майклу и велит ему собираться домой. Разумеется, тот тут же подключается, начинает ныть, что он устал, что завтра рано в школу, что он не может бросить меня здесь, и поэтому я должен уйти вместе с ними. Наконец, они оба сдаются и уходят, пообещав вернуться завтра утром. Вернее, уже сегодня.
Я жду.
В больничном освещении трудно понять, день сейчас или ночь. Ебучие лампы никогда не выключаются. А ни одного окна с моего пластикового кресла не видно. А если б и было видно, я не стал бы к нему поворачиваться, - слишком много усилий. Да и какая разница? Время больше не измеряется днями и ночами, часами и минутами. Оно раз и навсегда разделилось на все, что было до того, как Джастина увезли, и на все, что случилось после.
Я жду.
Приходит Дебби и говорит, что позвонила в школу и рассказала об аварии. Значит, наступило утро понедельника. Еще она позвонила моей матери и предупредила, что я останусь у них с Майки еще на несколько дней. Что ей на это ответила мать, она не сообщает. Пытается накормить меня завтраком из кафе, но я только кофе выпиваю. Тогда она приносит мне банки с газировкой и конфеты из автомата в коридоре, а потом уходит на смену.
Вечером она появляется снова и выдает мне куриный суп в термосе. Поняла уже, что если сунуть мне в руку кружку, я выпью содержимое, но жевать ничего не стану – слишком много сил отнимает.
Майкл заходит каждый день, после школы. Рассказывает, что там происходит, и приносит домашнее задание. Какое-то время он пытается со мной болтать, а когда выдыхается, не дождавшись реакции, просто сидит рядом. Потом он располагается на полу, раскладывает на стуле тетрадки и делает уроки. Часа через три приходит Дебби со смены и уводит его домой.
Я жду.
Никто меня не дергает. Это комната ожидания отделения скорой помощи. Она открыта двадцать четыре часа в сутки.
Люди приходят и уходят. Иногда здесь шум и толкотня, иногда тихо и пустынно. Однажды, вернувшись из туалета, я вижу, что мое место занял какой-то мужчина. Прошу его пересесть. Он удивленно обводит взглядом пустые места, потом снова смотрит на меня, все еще расхристанного и в засохшей крови, и, наконец, пересаживается – как можно дальше.
И плевать! Это мое кресло! Почему-то мне очень важно сидеть именно здесь. Как будто бы, если я пересяду, Джастин не сможет меня найти, когда очнется. Мне не важно, что он был без сознания. Что не понимал, где сам находится, не говоря уж о том, где нахожусь я. Может быть, очнувшись, он вовсе и не захочет меня искать. Может, он вообще не захочет больше иметь со мной ничего общего. Или никогда не очнется… Все равно это место – мое!
