- Что будешь делать на День Благодарения? – спрашиваю я как-то вечером.

Мы валяемся на диване, отдыхая после первого раунда и набираясь сил для второго. В такие моменты Брайан допускает даже нечто, отдаленно напоминающее нежности. Сразу после секса мне позволяется валяться с ним в обнимку, ласкаться и целоваться. А он даже играет с моими волосами.

- Мать каждый год устраивает праздничный ужин. Бабушка и дедушка приезжают… А остаток выходных я обычно провожу у Майки.

- Можешь прийти сюда, если хочешь. Я буду обедать у матери, а потом уеду до конца выходных. Но ты все равно можешь оставаться тут столько, сколько захочешь.

Я прямо чувствую, как он прокручивает в голове мои слова, а затем, как можно незаинтересованнее, выдает:

- Куда ты едешь?

- В Нью-Йорк. В «Музее Современного Искусства» будет интересная выставка. Я давно уже решил поехать, даже билеты забронировал.

Это правда. Но теперь, когда я знаю, что вместо выставки мог бы провести время с Брайаном, мне уже не особо хочется никуда ехать.

- Это круто, - слегка натянуто отзывается он.

- Ага, - я замолкаю, гадая, стоит ли рискнуть. А затем говорю себе, что нельзя все время быть таким трусом. – Хочешь поехать со мной… если сможешь вырваться?..

Если верить часам на дивиди-плеере, молчит он целых две минуты. Я очень старательно на него не смотрю.

- ОК.

Изо всех сил стараюсь не расплыться в улыбке. Демонстрировать Брайану свой восторг – опасная идея. Но я никак не могу с собой справиться.

- Правда? – вырывается у меня.

От души надеюсь, что мне удалось произнести это, не выдав охватившей меня сумасшедшей радости.

- Конечно. Это же Нью-Йорк. Классные клубы, горячие парни. Чего бы мне не поехать?

- А родители тебя отпустят?

- Если скажу, что еду с тобой в Нью-Йорк, то нет, конечно. Но если я навру, что буду у Майки, проблем не будет.

Пытаюсь представить себе, что я в свои восемнадцать поехал на День Благодарения в Нью-Йорк, скрыв это от родителей. Стоит ли говорить, что это было бы совершенно невозможно? Поверить не могу, что его родителям настолько на него наплевать. Выходит, они не заметят даже, что он в другой штат уехал? Конечно, мне в его возрасте хотелось больше свободы, но, думаю, даже тогда от такого отношения я чувствовал бы себя никому не нужным.

Но озвучить при нем свои соображения равносильно самоубийству. Брайан наложил табу на множество тем. Есть среди них очевидные - такие, как: любовь, отношения, будущее. Но есть и другие, о которых я не всегда вовремя вспоминаю: его семья, моя семья, Майкл и еще тысяча других, от которых Брайан немедленно взвивается и вылетает за дверь.

Его друзья по-разному реагируют на наши планы. Тэд предупреждает, что у меня могут быть неприятности, если все выплывет. Он что-то бурчит насчет киднеппинга, что все же кажется мне слишком уж сильным преувеличением. Майкл надувается из-за того, что останется на День Благодарения один – вернее, без Брайана. Как бы он ни пытался примириться с тем, что происходит, всякий раз, как Брайан уходит домой со мной, вид у него обиженный. Я не могу его за это винить и благодарен уже за то, что он пытается держаться вежливо.

А вот Эммет внезапно ставит под угрозу все предприятие, хотя и делает это, конечно, неосознанно. Услышав о наших планах, он едва не ударяется в слезы, причитая – «как это романтично». Тэд смотрит на него предостерегающе. Но поздно, Брайан уже срывается с места и вихрем уносится в туалет «Вуди». Все же он очень предсказуем.

Спасибо, Эммет.

До конца вечера я Брайана почти не вижу. Вернувшись из туалета двадцать минут спустя, он тут же провозглашает, что ему скучно, и пора идти в «Вавилон». Следующие три часа он меня полностью игнорирует, танцуя и трахаясь, с кем попало. Тэд проводит с Эмметом серьезную беседу, а Майкл не в силах сдержать улыбки. Угу, воображаю, что он всю неделю будет теперь твердить Брайану.

Я танцую немного, гадая, стоит ли дожидаться Брайана. Потому что иногда, совсем уж взбесившись, он уходит домой с Майклом. Вот поэтому я и не могу винить Майкла за его поведение – ведь когда Брайан уходит с ним, я чувствую себя точно так же. Ни один из нас не может контролировать свои эмоции. И единственное отличие между нами в том, что я реагирую все же более сдержанно. Правда, по пути домой все равно пинаю ботинками все встретившиеся мне мусорки.

И вот, наконец, я решаю, что пора домой, – и тут же появляется Брайан. Он обнимает меня и спрашивает, готов ли я, наконец, идти, таким тоном, словно это из-за меня мы весь вечер тут торчали. К моему удивлению всю неделю, возвращаясь с работы, я нахожу его в лофте. И не приходит он только в четверг.

Все эти дни Брайан постепенно перетаскивает в лофт одежду, которую хочет взять с собой. Он объясняет, что если в пятницу соберется выйти из дома с полной сумкой, родители что-нибудь заподозрят. Так что он всю неделю партиями приносит в лофт свой багаж.

Мне ужасно неловко, что Брайану приходится из-за меня лгать родителям. Но в четверг, обедая с матерью, я вдруг понимаю, насколько это смешно, - сам-то я, говоря о поездке, о Брайане даже не упоминаю. Притом, в отличие от Брайана, у меня даже нет оправдания. Моя-то мать уж точно не могла бы нам помешать. Так к чему же тогда тайны? С другой стороны, все равно это не ее дело.

Я так сильно стараюсь убедить себя, что не буду удивлен или разочарован, если в последнюю минуту все сорвется, что в пятницу утром, когда Брайан забирается в джип, на меня едва ступор не нападает.

- Скажи-ка мне еще раз, зачем нам ехать в Нью-Йорк на машине? – вместо приветствия спрашивает он самым нейтральным тоном.

И мне приходится до побелевших костяшек вцепиться в руль, чтобы не сграбастать его в объятия и не наброситься с поцелуями.