И я снова оборачиваюсь к Филиппо.

- Брайан был в больнице? Когда?

А он все молчит и молчит, и нервы у меня уже на пределе. И в итоге я просто ору:

- КОГДА?

Мне все равно, кто из них мне ответит. Я просто хочу знать.

- Каждую ночь. Он приходил каждую ночь. Однажды я его видел, а остальное мне рассказала ночная медсестра.

Я смотрю на Брайана, но по лицу его ничего нельзя прочитать. Он просто закусывает губы и смотрит куда-то в пустоту. И тогда я обращаюсь к Филиппо:

- Каждую ночь? Ты знал, что Брайан приходит каждую ночь, и спокойно смотрел, как я страдаю от того, что он меня не навещает, и мучаюсь подозрениями, что на самом деле он погиб? И ни слова мне не сказал?

- Я думал, так будет лучше. Джастин, он тебе не подходит! Что это за партнер, который не станет навещать своего бойфренда в больнице? Тем более после того, как сам устроил аварию. Он бросил тебя, Джастин. У него не хватало смелости посмотреть тебе в лицо. Неужели после такого тебе не все еще про него понятно?

- Это наше с ним дело. А вот про тебя мне уже точно все ясно – ты мне не друг. Ты сможешь спокойно смотреть, как я мучаюсь, и ни слова мне не сказать, потому что так тебе выгоднее. Вот что, Филиппо, я хочу, чтобы ты ушел. И если когда-нибудь увидишь меня на улице, пожалуйста, перейди на другую сторону, чтобы мы не столкнулись.

- Джастин, я…

- Сейчас же, - говорит Брайан, все еще стоя на пороге.

Не слишком громко, не слишком эмоционально, но очень убедительно.

Филиппо, кажется, хочет еще что-то сказать, но потом принимает верное решение и просачивается на лестницу. А Брайан, издевательски помахав ему на прощание, захлопывает дверь.

Боже, только бы мне сейчас не рухнуть. Столько всего разом свалилось на голову! Ну и денек!

Так, значит, он был там! Каждую ночь! И никто ничего мне не сказал! И сам он тоже не потрудился. Да что же, блять, творится в этом его перекрученном мозгу?

И тут Брайан оборачивается ко мне, и я сразу же обо всем забываю. Мне с одного взгляда становится ясно, что между ним и Майклом произошло что-то ужасное. И мне остается только надеяться и молиться всем богам, чтобы это случилось до того.

***

Я кладу одежду на пол рядом с кроватью Майкла и сажусь на край. Он смотрит на меня огромными испуганными глазами. У меня бывали уже раньше девственники, но не так уж часто. Их ведь в «Вавилоне» не очень-то встретишь. Девственники вечно боятся, а меня это как-то напрягает.

Но с Майклом, ясное дело, все не так. С ним вообще все по-другому. Потому что Майки – это не просто трах. «Ты потеряешь его». Блядь, Джастин, вон из моей головы!

Я протягиваю руку, чтобы откинуть простынь, и голос Джастина буквально орет: «И меня тоже!» И я застываю на полпути. Он целый день бубнил у меня в голове, и вот только сейчас я впервые позволил себе задуматься о его последней фразе. И она вдруг так настойчиво начинает стучаться в висках, что я внезапно понимаю – вот оно, самое важное. Может, потому, что именно эта фраза складывает все предыдущие в: «Ты проебешь всю свою жизнь». И меня вдруг окатывает ледяным ужасом. Неопределенным, но от того не менее парализующим.

То, что утром показалось мне ультиматумом, то, от чего я еще больше взбеленился, потому что никто и никогда не будет указывать мне, что делать, теперь вдруг представляется отчаянной попыткой не дать мне спрыгнуть со скалы. Я ведь всегда знал, что он не станет прыгать вместе со мной. Что он повиснет на мне всем телом и будет держать, пока сил хватит. Но если я к нему не прислушаюсь, он меня отпустит. Потому что Джастин – сильный человек. Я с самой первой встречи пытался его оттолкнуть. Ничего не могу поделать, это моя натура. А он никогда не отталкивал в ответ, но рано или поздно выставлял передо мной барьер. На этом стоп. Я давно выучил этот тон и знаю, что теперь, если я перешагну границу, пути назад не будет.

И тогда я наклоняюсь, подбираю с пола рубашку и начинаю одеваться.

- Что ты делаешь? – с опасливым недоумением спрашивает Майкл.

- Иду домой.

- Но почему? Почему? После всего, что было? Ты же обещал!

- После всего, что было? – фыркаю я. – Да ничего не было. Можно подумать, ты раньше меня голым не видел. А если тебе кажется, что у нас тут что-то было, так ты точно еще не готов.

Знаю, теперь я его потеряю. Знаю, но не могу дать ему понять, как этого боюсь. Потому что у нас с Майклом не так все происходит. Я всегда должен держать все под контролем, всегда.

- Нет, готов, - он садится на постели. Встал бы, если бы не был голым. – Ты просто хочешь на другой раз перенести?

В голосе его столько надежды, что аж слышать больно. И в то же время я страшно злюсь. Как можно быть такой тряпкой? На его месте я бы уже вовсю меня оскорблял. Я сбрасываю полотенце и тянусь за трусами. Он молча смотрит на меня и вдруг выдает:

- У тебя не встает? В этом все дело?

О, пошли оскорбления. Наконец-то!

- У меня всегда встает, когда надо, Майки.

Я наклоняюсь за носками. Блядь, не мог я просто заткнуться? Или как-нибудь попытаться его умаслить? Может, если б я подтвердил, что у меня не встает, он бы проникся ко мне сочувствием. А не злостью. Решил бы, наверно, что это нас еще больше сблизит. Общий секрет. Но, даже будь это правдой, я бы в жизни не позволил ему так думать. Он ведь считает меня самым великолепным парнем из ныне живущих. И если разочаруется во мне, тут же вознесет на пьедестал кого-то другого. Раз уж мне суждено его потерять, пусть хотя бы не распространяет про меня всякую чушь.