— Тем более что мы его не убьем, а просто отправим подальше… — нерешительно добавил Сэм.

Клеменс хотел обсудить план ликвидации, но фон Рихтхофен сказал, что время разговоров кончилось. Сэм просто пытался отсрочить тот поступок, который следовало сделать немедленно.

— Да, наверное, вы правы, — со вздохом согласился Клеменс.

— Так в чем же дело?

— Я мучаюсь от вины еще до того, как совершу преступление, — ответил Сэм. — И я чувствую себя презренным трусом, хотя для этого нет никаких причин. Абсолютно никаких! С самого рождения я виню себя по любому поводу — даже за то, что появился на свет.

Лотар раздраженно отмахнулся и зашагал прочь.

— Вы можете оставаться там, где стоите, — сказал он, обернувшись к Сэму. — Но только не требуйте потом, чтобы вас считали капитаном нашего корабля. Капитан должен быть тверд в своих убеждениях.

Страдальчески сморщившись, Сэм поспешил за немцем.

Лотар собрал двенадцать мужчин, которых счел достойными доверия. Они пошептались, разошлись по домам, а когда солнце перевалило зенит, вернулись назад с бамбуковыми копьями и ножами. Один из них принес лук и шесть стрел, однако его оружие было эффективным только на близком расстоянии.

Лотар фон Рихтхофен и Сэм Клеменс пошли впереди. Вскоре их группа поравнялась с хижиной конунга, которую охраняли шесть викингов.

— Мы хотим поговорить с Кровавым Топором, — сказал Сэм, стараясь сдерживать предательскую дрожь в голосе.

— Он сейчас с женщиной, — ответил Be Гримарссон.

Клеменс поднял руку, и Лотар, выскочив из-за его спины, ударил Гримарссона дубиной по голове. В тот же миг стрела, просвистевшая над плечом Сэма, вонзилась в горло другого викинга. Через десять секунд все стражники были убиты или тяжело ранены. Дело, однако, не обошлось без шума, и на защиту конунга поспешила новая дюжина воинов. Из хижины с громким ревом выскочил Эрик в чем мать родила, но со стальным топором. Фон Рихтхофен ударил норвежца копьем и двинулся вперед, сжимая древко в руках. Конунг выронил топор, отступил на пару шагов и, ударившись спиной о бамбуковую стену хижины, изумленно осмотрелся вокруг. Его губы что-то шептали, кровь струилась из уголка рта, а кожа быстро приобретала голубовато-серый оттенок.

Лотар вырвал копье из живота викинга, и Кровавый Топор сморщился от боли.

Во время жестокой схватки шесть человек из отряда Клеменса были убиты, а четверо получили тяжелые ранения. Норвежцы сражались до конца. Храня верность конунгу, они погибали, прикрывая его своими телами.

Сэм Клеменс, перепачканный собственной и чужой кровью, оперся на древко и попытался зажать ладонью глубокий порез на плече. Он только что убил Гуннлаугра Торфинссона. Тот слишком уж яростно насел на Лотара, и Сэм с перепугу вонзил копье под лопатку викинга. Жаль, что это оказался Гуннлаугр. Из всех норвежцев он больше всех смеялся над шутками Сэма. И вот недавний друг нанес ему предательский удар.

«Я побывал в тридцати восьми битвах, но убил лишь двух человек, — думал Сэм. — Тот первый, израненный турок, едва стоял на ногах. И я, Сэм Клеменс, могучий воин и великодушный герой, прикончил его одним ударом».

Клеменс задохнулся от ужаса и отвращения, осознав, что эти люди навсегда останутся для него трупами. А что же он будет чувствовать, когда проживет десять тысяч лет?

Внезапно Сэм испуганно закричал и задергал ногой, пытаясь освободиться от руки, схватившей его за лодыжку. Не в силах отделаться от нее, он замахнулся копьем и пронзил человека, который вцепился в него мертвой хваткой. Кровавый Топор лишь вздрогнул и усмехнулся. На какой-то миг жизнь вернулась в тело викинга, и дымка смерти исчезла из бледно-голубых глаз. Он заговорил. Его голос был слабым и тихим, но Сэм и стоявшие рядом люди слышали каждое слово умиравшего конунга.

— Биккия! Кал Рататока! Я не позволю тебе уйти, пока ты не выслушаешь меня до конца! Боги наделили меня даром прорицания. Они жаждут мести за твое предательство. Поэтому слушай! Я знаю, что здесь есть железо — прямо под этой пропитанной кровью травой. Я чувствую, как оно втекает в мои жилы и как серый металл делает кровь густой и холодной. Железа тут много — гораздо больше, чем нужно для твоего белого корабля. Ты выкопаешь его. Тебе удастся построить корабль, который мог бы соперничать со стругом великого Одина. И ты станешь его капитаном — ты, сучий Клеменс! Твой корабль пройдет по Реке столько миль, сколько не покрыли бы за день даже восемь ног Слейпнира. Ты будешь плыть на север и юг, на восток и запад — туда, куда поведет тебя Река. И ты не раз обогнешь этот мир.

Но предрекаю тебе зло и беды — как в плавании, так и при строительстве корабля. И после многих лет, равных жизни двух поколений на Земле, после великих страданий и редких радостей, когда ты решишь, что приблизился к концу своего долгого пути, я встречу тебя! Слышишь! Встречу!

Там, в далеком далеке я буду ждать твой корабль. И я убью тебя, Клеменс! Ты никогда не доберешься до конца Реки! Ты не будешь брать штурмом врата Валгаллы!

Сэм застыл в леденящем оцепенении, и хотя хватка викинга давно ослабла, он по-прежнему не мог сдвинуться с места. Раздался предсмертный хрип, и Клеменс закрыл глаза, чтобы не видеть укора во взгляде Эрика.

— Я буду ждать! — тихо повторил Кровавый Топор.

Из его горла вырвалось хриплое шипение. Рука упала на землю. Сэм заставил себя отступить, с трудом переставляя одеревеневшие ноги.

— Все это суеверия! — произнес он, взглянув на фон Рихтхофена. — Человек не может предвидеть будущее!

— Позвольте с вами не согласиться, — ответил барон. — Если в мире действует железная цепь причин и следствий, то наше будущее жестко определено. А раз картина мироздания уже готова, то грядущие события действительно могут открывать себя, как свет, сверкнувший в туннеле времени. Так почему бы людям иногда не улавливать этот отблеск?

Клеменс ничего не ответил. Фон Рихтхофен весело рассмеялся, показывая, что шутит, и дружески похлопал Сэма по плечу.

— Я хочу напиться, Лотар, — прошептал Клеменс. — Напиться до отключки. — Он поднял голову и вяло улыбнулся. — Все это суеверный вздор.

Однако он верил голубым глазам умиравшего викинга и знал, что им удалось заглянуть на годы вперед.

Флот короля Иоанна подошел к берегу за час до начала сумерек. Клеменс через посыльного сообщил монарху, что желает обсудить с ним возможное партнерство. Иоанн, которому всегда нравилось общаться с теми, кого он хотел проткнуть ножом, охотно согласился на встречу. Сэм стоял на берегу, а Иоанн Безземельный говорил с палубы галеры. Клеменс, сняв свое оцепенение доброй порцией виски, описал сложившуюся ситуацию и с жаром рассказал о строительстве большого корабля.

Иоанн оказался невысоким смуглым мужчиной с широкими плечами, рыжевато-коричневыми волосами и голубыми глазами. Он часто улыбался и говорил на вполне понятном английском, так как перед появлением в этом регионе Реки десять лет жил среди виргинцев восемнадцатого века. Благодаря долгому общению с истинными американцами он освободился от заумной витиеватости английского и франко-нормандского языков двенадцатого века.

Иоанн быстро понял, какие выгоды сулит ему союз с Клеменсом и их объединение против армады фон Радовица. Безусловно, он обдумал и свои действия после разгрома прусского генерала. Тем не менее, сойдя на берег, Иоанн поклялся в вечной дружбе и готовности следовать планам партнера. Подробности договора они обсудили за выпивкой, после чего король приказал выпустить Джо Миллера из клетки на флагманском корабле.

Когда Сэм увидел титантропа, по его щекам покатились слезы, а рыдания Джо напоминали Ниагарский водопад. Он едва не переломал Клеменсу ребра, сжимая его в объятиях.

Чуть позже фон Рихтхофен высказал Сэму свои опасения:

— Имея дело с Кровавым Топором, мы, по крайней мере, знали, чего от него можно было ожидать. Но король Иоанн непредсказуем! Похоже, мы сделали не очень хороший обмен.