Хакинг брезгливо сморщился. На черной коже выступил пот, мышцы напряглись от приступа боли.

— Эх, парень, у тебя, наверное, из черепа выпали мозги! Неужели ты думаешь, что я поверю в твою историю о плавании на поиски Великого Грааля? Я же знаю, что на своем корабле ты будешь перевозить черных рабов, закованных в цепи и колодки. В былые дни южане, вроде тебя… — Хакинг застонал и закрыл глаза.

— Это неправда! — воскликнул Сэм. — Если бы вы знали меня… Если бы вы только взяли на себя труд узнать меня, вместо того чтобы загонять в какие-то рамки…

Хакинг открыл глаза и прошептал:

— Ты лжешь ниггеру даже тогда, когда он умирает. Вот только зачем? Послушай меня, Сэмми! Этот нацист Геринг — он ведь действительно потряс меня до глубины души. Я приказал просто его убить. Мне не хотелось кого-то там мучить. Но ты же знаешь этих фанатичных арабов! Перед смертью Геринг сказал мне свои последние слова. «Здравствуй и прощай, мой брат по духу» — или что-то в этом роде. «Я прощаю тебя, потому что ты не ведаешь, что творишь». Представляешь? Как тут не спятить? Слова любви от нацистского ублюдка! А ведь он действительно изменился! И, возможно, он прав. Возможно, все шансеры правы! Конечно же, глупо воскрешать нас молодыми и здоровыми, чтобы мы вновь убивали друг друга и поганили все вокруг себя. А значит, есть какая-то другая цель? Какой-то второй шанс… — Он посмотрел на Сэма и тихо прохрипел: — Пристрели меня! Оборви мою боль! Я уже устал от мучений.

Лотар шагнул вперед и встал рядом с Сэмом.

— После того, что ты сделал с Гвенафрой, я прикончу тебя с огромным удовольствием.

Он направил ствол кремневого ружья в голову Хакинга. Тот криво усмехнулся и прошептал:

— Насилие в ответ на насилие! Я проклял этот принцип еще на Земле, но твоя женщина пробудила во мне дьявола! Впрочем, какая разница? Что ты скажешь о всех тех черных женщинах, которых вы, белые, мать вашу, насиловали веками?

Сэм повернулся и пошел прочь. За его спиной прогремел выстрел. Клеменса передернуло, но он ничего не сказал. Это лучшее, что мог сделать Лотар. А Хакинг завтра снова будет идти где-то по берегу Реки — в тысяче милях от Пароландо. Возможно, им еще не раз придется свидеться, хотя Сэм не испытывал большого восторга от подобной перспективы.

Его догнал Лотар, пропахший пороховым дымом.

— Я с радостью оставил бы его умирать от боли и мук, ню, видно, мне не избавиться от старых привычек. Я хотел его убить — и убил. Подумать только! Этот черный мерзавец смеялся мне прямо в лицо. И тогда я размазал улыбку по его физиономии.

— Не надо больше слов, — ответил Сэм. — Мне и без того тошно. Я подумываю бросить все это и стать миссионером… В наше время только шансеры знают, за что они принимают страдания.

— Ничего, вы скоро оправитесь, — сказал Лотар и, как всегда, оказался прав.

Однако на это ушло три года.

Страна снова стала походить на поле битвы, искореженное воронками шахт, пропахшее зловонием заводов и почерневшее от копоти и дыма. Но они построили огромный пароход, и теперь лишь оставалось провести ходовые испытания. Сделан был даже последний штрих — надпись на белом сияющем корпусе. И по обеим сторонам в десяти футах выше ватерлинии виднелись большие черные буквы «ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ».

— Что это означает, Сэм? — спрашивали его многие.

— Только то, что там написано, — отвечал Клеменс, — в отличие от большинства слов, когда-либо написанных или сказанных. Этот корабль свободен от людских прихотей, и его команда состоит из свободных людей! Наш пароход никогда не будет сдаваться внаем! Никому! Ни одному человеку!

— Почему же тогда не назвать его «Не купишь ни за какие деньги»?

— Название пришло из моего сна, — отвечал Сэм. — Кто-то попытался повесить на нем рекламу, и я сказал ему, что корабль построен не для торгашеских целей. «Неужели вы принимаете меня за рекламного агента фирмы „Барнум энд компани“?» — возмутился я.

Его сон имел продолжение, но Клеменс не смел рассказывать о нем никому, кроме Джо.

— Тот человек, который приходил ко мне с рекламой, на самом деле хотел известить людей о появлении самого большого и красивого парохода в наших двух мирах, — шептал ему Сэм. — И этим человеком тоже был я!

— Прозто еще один кошмар, Зэм, — посочувствовал Джо. — Не обращай внимания.

Клеменс махнул на него рукой.

Двадцать шестая годовщина Дня Воскрешения пришлась на тот день, когда гребные колеса парохода «ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ» впервые вспенили воду. Это произошло через час после того, как питающие камни полыхнули разрядом, наделив людей пищей и питьем. Кабели и полусферический энергоприемник, присоединенный к питающему камню, убрали в трюм через специальное отверстие в передней части правого борта. Наполненные едой цилиндры доставили к кораблю на бронированном катере с мощным паровым котлом и гордым названием «НЕ КУПИШЬ НИ ЗА КАКИЕ ДЕНЬГИ». Сказочный пароход, сияя белыми бортами с красной, черной и зеленой отделкой, выплыл из канала в Реку позади огромного волнолома. Мол предназначался для того, чтобы течение не сносило судно при выходе из канала, иначе оно могло врезаться в край устья.

Под трели свистков и звон колоколов, под ликующие крики пассажиров и зрителей, под мерный грохот гребных колес, которые вспенивали воду, прекрасный пароход «ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ» с величественной грацией вышел в Реку.

Длина корабля составляла четыреста сорок футов и шесть дюймов, а ширина, включая кожухи гребных колес — девяносто три фута. Средняя осадка при полном грузе равнялась двенадцати футам. Гигантские электрические моторы, вращавшие гребные колеса, развивали мощность в десять тысяч лошадиных сил. Остальная энергия батацитора шла на обеспечение нужд экипажа. Теоретически максимальная скорость могла достигать сорока пяти узлов при полном штиле. Скорость течения составляла примерно пятнадцать миль в час, поэтому за шестьдесят минут пароход мог продвигаться либо на тридцать миль вверх по Реке, либо на шестьдесят вниз по течению. Клеменс планировал двигаться к верховью Реки со средней скоростью в пятнадцать узлов относительно берега.

На пароходе имелось четыре палубы: так называемая ходовая палуба, главная палуба, штормовой мостик и посадочная площадка. Рулевая рубка располагалась на переднем крае штормового мостика, а в длинном «Техасе» находились каюты капитана, его помощников и главных офицеров. Двухъярусный капитанский мостик находился впереди двух тонких дымовых труб, которые поднимались на высоту тридцати футов.

Фаербрасс возражал против установки труб, потому что дым от больших паровых котлов (используемых только для подогрева воды и для стрельбы из пневматических пулеметов) мог бы выводиться через один из бортовых патрубков. Но Сэм оборвал их спор весомым доводом:

— Почему я должен заботиться о каком-то сопротивлении воздуха? Мне нужна красота! И мы построим прекрасный корабль! Кто-нибудь слышал о пароходе без стройных и высоких труб? Разве у вас нет души, приятель?

Шестьдесят пять кают размером двенадцать на двенадцать футов были оборудованы откидными кроватями, столиками и складными креслами. В каждой каюте имелся туалет, умывальник с проточной горячей и холодной водой, а на каждые шесть кают отводилась одна душевая комната.

Салоны для отдыха располагались в трех местах: в «Техасе», на штормовом мостике и на главной палубе. В них находились бильярдные столы, мишени для метания дротиков, гимнастические снаряды, кинопроекторы и сцены. Салон на главной палубе имел даже подиум для оркестра.

Верхний ярус капитанского мостика был роскошно обставлен дубовыми столами и резными креслами, обтянутыми красной, белой и черной кожей «речного дракона». Штурман сидел в большом и удобном вращающемся кресле перед панелью управления. На ней располагался ряд небольших телеэкранов, создававших обзор важнейших узлов корабля. Рядом находился микрофон, через который он мог связаться с любым членом команды. Штурман управлял пароходом с помощью двух рычагов на небольшой подвижной панели. Их перемещение регулировало скорость и ход гребных колес. Кроме прочего, на панели находились экраны эхолота и радара для ночного плавания. Тумблер между экранами переключал управление на автоматический режим, хотя по правилам распорядка во время вахты штурману не разрешалось покидать свой пост.