Между прочим, весьма печально, что летописи ни единым словом не обмолвились о «подвигах» крупных вельмож, которые без зазрения совести крали и при Матяше, и после него и обобрали до нитки не только бедный наш народ, но и самого короля, как это случилось с Владиславом Добрым, — все это так и истлело под покровом тайны. А вот о том, как бедный повар Андраш Погра пустил на сторону печень одной-единственной щуки, летописцы помянуть не забыли.

К счастью, Андраш Погра в тот день, когда в Варпалоте ожидали приезда красавиц из Селища, и не подозревал о своем грядущем, увековеченном хроникой позоре, иначе его настроение было бы омрачено (вот очевидное преимущество того, что простому смертному не дано провидеть будущее), и потому обед получился на славу, словно в Варпалоте ожидали в гости трех королев. Каких только яств не было на шипящих противнях и в кастрюлях — может быть, даже и птичье молоко было! А чтобы кушанья не перетомились на огне, иначе говоря, чтобы в кастрюли, в духовку, на сковородки все угодило точно в свое время, на башне выставили часового, который, завидев издали повозку с селищенскими красотками, должен был немедленно подать сигнал.

Дело шло к полудню, когда прозвучал наконец рог дозорного. Во дворце поднялась беготня, суматоха.

— Едут, едут!

Каждый знал отведенную ему роль. Теперь только быстро! Одному нужно еще одеваться, другому занять свое место в тронном зале, в свите «его величества Муйко», третий должен будет распахивать двери, но прежде этому нужно еще научиться. Пажи пусть расположатся у крыльца, а лакеи с зонтиками от солнца — на переднем замковом дворе, где остановится повозка. «Слуги» с опахалами — к левому входу! Быстрей, господа, быстрей!

Наконец трансильванская бричка подкатила к наружной каменной стене, окружавшей замок.

— Ну вот, мы и прибыли, — вздохнул Коряк. — В самую пору поспели, солнце на полдень стоит.

Перезвон наборной сбруи, звяканье множества колечек, ее украшавших, шелест бахромы помешали расслышать, как забились, застучали сердца у приезжих. Но нет никакого сомнения, что у всех оно сжалось в волнении, страхе перед неизвестным.

— Теперь, братец, отыщи ворота, через которые мы сможем въехать во двор, — приказал Рошто вознице.

— А вон двое с пиками на часах стоят. Там, наверное, и ворота!

— Ну, так трогай с богом.

— А что, если нас не пропустят? — испугалась Вуца.

— Такого не может случиться, — хорохорился Рошто. — Во-первых, потому, что король сам присылал за нами, а во-вторых, потому, что я прибыл сюда от лица графа себенского.

И в самом деле, стоило только повозке приблизиться к воротам, как оба стража опустили свои пики, и господин Рошто гордо кинул своим спутницам:

— Ну, что я говорил, птицы-курицы?

В тот же миг, словно по мановению невидимой руки, ворота заскрипели и гостеприимно распахнулись.

— Но-о, пошел! — прикрикнул кучер.

Лошадки с равнодушным видом въехали на помост (разве они, безрассудные, могут понимать, к кому они везут свою поклажу?!), после чего ворота снова быстро закрылись и путники очутились в замковом дворе — да нет, что я болтаю! — в райском саду, потому что вся передняя часть замкового двора была засажена всевозможными невиданными растениями: цветами, кустарниками, деревьями, на которых сидели разные птицы и пели так усердно, что казалось, вот-вот надорвут свои горлышки.

Ах, чего тут только не было! Блеск и великолепие, словно в сказке из «Тысячи и одной ночи». Возле цветочных клумб — цветные стеклянные надетые на шесты шары, в которые можно было глядеться, словно в зеркало; у маленького домика — два живых медведя на цепи (и чем они могли провиниться, бедняжки?!). А народу тьма-тьмущая! Целая армия слуг в разноцветных одеждах. И все, как видно, ждали приезда гостей из Селища. Прибывшие были удивлены, но одновременно и польщены. Господин Рошто с такой поспешностью сорвал с головы шляпу, словно забыл, что он явился сюда от лица графа себенского. На заднем же плане шпалерами стояли вооруженные копьями телохранители; под яркими лучами солнца наконечники их копий ослепительно сияли.

У красавиц просто глаза разбежались: бедняжки не знали, на кого им первым делом смотреть. Ну конечно, на солдат. Только робкая Мария Шрамм все искала взглядом колья, те страшные колья, на которые в королевских замках насаживают отрубленные головы гостей. Ведь так говорится в сказках!

Да что удивляться женщинам, когда лошади и те заупрямились, испугавшись непривычного зрелища. Коренник вздыбился и заржал, но к нему тотчас же подскочил конюший и схватил его под уздцы.

В этот миг к телеге приблизился совсем молодой носатый парень, — видно, какой-то придворный чин, — с небольшой серебряной булавой в руке и почтительно приподнял шляпу перед господином Рошто. Тот поспешил надеть свой головной убор, чтобы тоже иметь возможность снять его в знак приветствия.

Носатый сказал ему:

— Рады приветствовать вас в Варпалоте, сударь, и вас, селищенские женщины. Пожалуйста, сходите!

Тут он кинул стоявшему позади него свою булаву, протянул руку маленькой Вуце, что сидела на козлах рядом с кучером, но спиной к лошадям, другой рукой обнял ее за талию и, как только она подобрала свои юбочки, чтобы не зацепить ими за борт повозки, кувыркнул девушку разок в воздухе и опустил на землю. То же самое проделали два других лакея — или как их там, — с Марией Шрамм и Анной Гергей. Бедняжки-селищанки не вымолвили ни слова и только попискивали в их лапищах, словно пташки в когтях у кота, дивились, краснели, не зная, куда глаза девать от смущения и что дальше делать.

Не успели они в себя прийти — откуда ни возьмись, подскакивают к ним трое крошечных пажей в вишнево-красных доломанчиках, в желтых сапожках, с маленькими сабельками на боку. Пажи поклонились — ах, какие же они миленькие! — и протянули каждой из гостий по букету цветов: красные камелии с белыми ландышами.

Селищанки приняли подарок, и, хотя таких красивых и чудных растений им еще не доводилось видывать (ведь у них на родине только мальву разводят), они все же улыбнулись цветам, как старым знакомым. Цветок цветку не может быть чужим.

— Пойдемте, — пригласил их большеносый. — Король уже ожидает вас!

Тут из шеренги слуг выступили вперед три лакея с зонтиками от солнца, и каждый из них, заняв свое место слева от сопровождаемой им дамы, раскрыл у нее над головой зеленый зонтик, чтобы защитить прославленные щечки селищанок от слишком знойных поцелуев солнечных лучей.

Шествие тронулось. Ах, боже, до чего же непривычно и до чего же хорошо… идти под зонтиками!

Впереди выступал носатый паренек, теперь снова со своей маленькой булавой, которую он нес в высоко поднятой руке. За ним величаво, словно всамделишная королева, шествовала Анна Гергей. По сторонам она и не смотрела, как будто все вокруг было ей давным-давно знакомо. Следом, неуверенно, с подгибающимися от страха коленями, понурив голову, плелась Мария Шрамм.

— Что с вами? — спросил ее слуга, державший над нею зонтик.

— Ой, голова со страху кружится, боюсь упаду!

За нею, кокетливо покачивая станом, двигалась маленькая Вуца, с самым независимым видом, словно она была у себя дома и шла сейчас следом за стадом своих коз. Раза два она даже обернулась и улыбнулась Коряку, да еще подмигнула ему одним глазом, и все время, в такт своим шагам, по-детски размахивала букетом цветов, который держала в правой руке.

В самом конце, замыкая шествие, ковылял старый Рошто, обиженный тем, что ему не оказали никаких почестей, хотя вся эта коллекция — только его заслуга. Неужто не нашлось при дворе четвертого зонтика? Не разорился бы от этого король… Кроме того, его в постоянном ужасе держало шаловливое поведение Вуцы, и он то и дело делал ей сердитые знаки своими мохнатыми бровями, когда девушка оборачивалась назад. Да только румыночка не замечала их, — ведь она обертывалась не для того, чтобы глядеть на Рошто.