Нарисованная девочка встала и подошла к двери своего жилья:

— Я всегда была здесь, в домике, — и, обернувшись на пороге, спросила, — А ты что там делаешь?

Лика очень удивилась и еще раз обвела комнату взглядом:

— Как что я тут делаю?! Я тут, вообще-то, живу. Я в гостях у бабушки. А вот что ты делаешь в моем рисунке?

— Даже так? — сказала девочка и, хлопнув дверью, скрылась внутри домика.

Лика замахала руками и крикнула:

— Э!.. Ты куда ушла-то? Выходи, давай!

Но ответа так и не последовало. Мало того, прежде чем закрылась дверь, кот тоже проскользнул в дом.

— Здрасьте-пожалуйста! — поднялась Лика. — Я с ней беседу веду, а она ушла. Еще и кота переманила на свою сторону! — Она приблизилась к рисунку и прокричала, чтоб ее было лучше слышно: — Это не вежливо! Слышишь? И верни мне книгу!

Лика зарычала и, топнув ногой, вышла из комнаты, продолжая бубнить себе под нос:

— Тоже мне, фифа какая! Ну и сиди там одна! Бе-бе-бе…

После обеда Лика решила посмотреть телевизор. Она хотела было почитать, но вспомнила, что ее любимая книжка пропала, а другую читать ей не хотелось. Пока бабушка мыла посуду, девочка переключала каналы. Ничего интересного не показывали, поэтому Лика разочарованно выключила бесполезный чудо-ящик и бросила пульт на кресло.

— Ба, а вот если, к примеру, какая-нибудь вещь исчезла и ты знаешь как, то как ее вернуть обратно? — спросила она.

— Взять и вернуть, — прозвучал ответ.

Лика подошла к кухне и облокотилась на дверной косяк.

— Если я нарисовала что-то, а оно взяло и пропало?

Бабушка поставила тарелку в раковину и посмотрела на внучку.

— Ну, тогда нарисуй это обратно, чтобы оно появилось снова.

— А если не получится? — не унималась Лика.

— Тогда никому не говори, что это ты виновата, — прошептала бабушка и подмигнула.

Девочка улыбнулась и поднялась по ступеням в свою комнату. Рисунок не проявлял признаков жизни и Лика опечалилась. Она подошла к мольберту и тихо сказала:

— Выходи. Я больше не буду задаваться, честно-честно! Ну, пожалуйста! Я подожду на кровати, хорошо?

Не дождавшись ответа, она прошла через комнату, села на кровать и, обхватив руками колени, стала ждать. В комнате было очень тихо. Даже не слышно, как шумит листва старого дуба, хоть окно и распахнуто настежь. Не просидев и двух минут, Лика встала и подошла к рисунку.

— Ну, выходи уже. Тебе ведь тоже, небось, скучно одной. Мы ведь договорились дружить! Из-за ерунды обиду склеила… — подбоченилась она. — Айм сори!

Нарисованная дверь скрипнула и чуть-чуть приоткрылась. В образовавшуюся щель выскользнул рыжий комок шерсти и направился к озеру.

— Привет, Пантелей! — крикнула Лика.

Кот посмотрел на нее и мяукнул. Дойдя до кромки воды, он сел и начал лакать воду.

— Пантюша… — расстроилась Лика. — Где же ты?

Она стерла ладошкой набежавшую слезинку и тут же услышала голос:

— Я тебе сейчас кое-что скажу. Только ты не пугайся, хорошо?

На пороге нарисованного домика стояла девочка. Лика только кивнула.

— Мне кажется, что я знаю, куда делся твой кот! — незнакомка откинула назад волосы.

— Куда?! — чуть ли не закричала Лика, но тут же перешла на шепот. — Куда?

Она прильнула к рисунку, едва не уткнувшись в него носом. Девочка сделала несколько шагов и сказала:

— Давай, я тебе сначала кое-что расскажу, хорошо?

— Хорошо, — ответила Лика.

Она переставила принадлежности для рисования на стол, а сама села на табурет и положила руки на коленки.

— Я слушаю тебя.

Девочка села на песок, приветливо помахала рыбке, которая показалась из озера, совершив причудливое сальто, и начала говорить:

— Я много-много времени смотрела в окошко… Наверное миллион тысяч часов, а может и больше. — Она провела ладонью по песку. — Мне было так страшно и одиноко, что я думала, что останусь одна навсегда. И вот, один прекрасный день, а он здесь все прекрасные, поскольку никогда не кончается, я увидела тебя…

— А я тоже как картинка, что ли? — перебила ее Лика.

— Не совсем… — замялась девочка. — Это вроде как кино. Ты была в кино?

Лика кивнула.

— Так вот, твоя комната словно на экране а я будто сижу в зале и смотрю фильм.

— Прикольно! — хмыкнула Лика.

— Ну, это кому как. Я постоянно вижу одно и то же. А потом вдруг на деревьях появились листья! Ты не представляешь, как я удивилась и обрадовалась! А потом в небе я увидела ворон. Ведь их никогда не было. А уж когда у дома стал мяукать кот, то я поняла в чем дело. Я видела, как ты водишь кисточкой по воздуху, а после этого тут стало появляться что-то. Я так понимаю, это то, что ты рисовала. Вот так…

Лика почесала затылок и вскинула руки:

— Ну, правильно. Я же рисовала это на ватмане, как же оно не могло появиться?! Это же все-таки краски, а не невидимые чернила, ёксель-моксель! Постой, — опомнилась она, — А что на счет Пантелея? Куда он делся-то?!

— Ну как же ты не понимаешь?! — девочка ударила ладонями по песку, оставив неглубокие вмятинки. — Он исчез сюда! Его же тут не было, а потом, бац, и он здесь! Всё, тыдыщ, и появилось! Во как!

— Батюшки мои! — прошептала Лика и, приложив ладони к щеками, сползла с табуретки на пол. — Алаверды моему Пантелею…

Ее губы задрожали, а на глазах стали наворачиваться слезы. Вдобавок, нарисованный кот оторвался от своих процедур по мытью хвоста и протяжно мяукнул. Лика заплакала. В комнату ворвался теплый ветер, уронил на пол баночку с гуашью и растрепал девочке волосы. Старый дуб зашумел листвой.

«Проклятущий клоун!» — подумала Лика. — «Зачем я вообще пошла на эту ярмарку?! Пантюша меня, наверное, теперь ненавидит!» — и, всхлипывая, спросила вслух:

— Он на меня злится?

— Нет, — ответила девочка. — Он очень тебя любит и хочет домой, так же, как и я.

— Правда? — Лика утерла слезы.

— Правда. Он мне сам сказал.

— Коты не умеют говорить…

— А этот умеет, — девочка потрепала Пантелея, — Ты думаешь, что он мяучит, а я его понимаю. Мы ведь с ним оба нарисованные.

— А хочешь, я нарисую тебе пирогов или пиццу? — вдруг спросила Лика. — Ты ведь, поди, кушать сильно-пресильно хочешь?

Девочка на рисунке встала:

— От пиров я бы не отказалась. А что такое эта твоя пицу? — она улыбнулась.

— Да не пицу, а пицца. С двумя «цэ», — хохотнула Лика. — Это тоже, типа, пирог. Такая ватрушка итальянская, только большущая, как летающая тарелка и не с творогом, а с колбасой, сыром, помидорами и прочими вкусностями.

— А у меня живот не скрутит от такой мешанины? — спросила девочка.

— Нет, что ты, это очень вкусно! Вот только, я думаю. Надо сначала ее приготовить, а то как она к тебе попадет?! — Лика задумалась и потерла подбородок. — Слушай, а как ты сюда попала, ну, в рисунок?

Ее собеседница опустила голову и, надув губы, тяжело вздохнула:

— Я раньше была очень даже взаправдашней девочкой. Все что я помню, так это то, что я рисовала. Сначала я придумала нарисовать себя, но потом мне не понравилось, и я нарисовала этот домик. Прямо поверх старого рисунка. В общем, мне надоело рисовать и я легла спать, а проснулась уже тут. Вот и жила в этом доме. Я даже выйти не могла, потому что дверь не нарисовала.

— Ужас какой! — выпучила глаза Лика. — Твои родители, наверное, с ума сходят! Мои бы точно сошли! Хорошо, что я не нарисовала себя. Сейчас бы куковали с тобой на пару.

И тут Лика почувствовала, как ее кожа покрылась большими мурашками. Она склонила голову на бок и, наморщив лоб, тихо спросила:

— Слушай, а тебя как зовут? — ее затрясло слабой дрожью от неожиданного и страшного предположения.

Девочка подошла совсем близко. Казалось, она вот-вот шагнет с рисунка и окажется в комнате. Ее ответ прозвучал, как гром среди ясного неба:

— Меня зовут… Жанна Снегова. Мне десять лет.

Лика побледнела и стала похожа на замерзшую фигурку из молока. Она протянула вперед дрожащую руку и провела кончиками пальцев по рисунку: