Когда он пел чуть хрипловатым голосом или просто перебирал струны длинными пальцами, Лиса чувствовала себя счастливой. Она прижималась щекой к рукаву его куртки и сидела так, чувствуя единство с исполнителем. Все, находящиеся рядом, завороженно слушали и смотрели на нее и на певца, воспринимая их как единое целое. Девушка чувствовала это. Она могла просидеть так вечно. Певцу подносили чарки с вином, он пил, как будто пытаясь забыться, снова пел, а потом, внезапно вставал и уходил спать. А она оставалась, собирая монеты и страдая от того, что не может последовать за ним. А после бродила неподалеку от его дверей, наблюдая, как очередная служаночка трактира, приютившего их на ночь, или горничная поместья лорда, у которого они остановились, пробиралась к нему, не сильно скрываясь. Если Роткив был почти трезв, то он выпроваживал девицу сразу же, и тогда Лиса праздновала маленькую победу и шла спокойно спать к себе. Когда же вина было слишком много, ночная гостья задерживалась у певца до рассвета, и Лисания места себе не находила, полночи просиживая у дверей своей комнаты и вслушиваясь в звуки снаружи, невидяще глядя в открытую книгу. Успокаивалась она тогда, когда очередная пташка, под утро, покидала постель менестреля. В щелку подглядывала, как он, хмуро выпроваживал девицу и одаривал ее какой-нибудь безделушкой, выставляя за дверь. Только после этого Лиса могла заснуть.

Несколько раз ее заставал за этим занятием Риммий. Каждый раз осуждающе вздыхал и уводил к себе, где наливал бокал вина и утешал разговорами.

Вчера же, Лисания наконец то решилась. В конце концов, чем она хуже всех этих вертихвосток, чередой проходящих сквозь его жизнь и не оставляющих в ней следа? Она проникла к нему ночью, так же, как та горничная, накануне подмеченная ею. Только ничем хорошим это не закончилось. Роткив чуть не выставил ее за дверь, почти сразу же узнав. Ничего Лиса не добилась. Проревела полночи, как дура, а он ее утешал глупыми словами. А как только она задремала — сбежал. Да потом еще, когда уходила из комнаты барда, натолкнулась на Риммия. Братец удивленно приподнял брови, но глядя на ее хмурое лицо и заплывшие от ночных слез глаза, ничего не сказал, а взяв за руку, отвел к себе.

— Лиса, оставь человека в покое, — усадив девушку в кресло и подав стакан воды, Рим встал у окна, изучающее смотря на нее. — Ну, сколько можно страдать и делать глупости? Я тебе уже сто раз говорил, что ничего хорошего не выйдет. И вот теперь ты убедилась? Дай ему разобраться хотя бы в себе.

— Ничего и не было, — мрачно буркнула Лисания, поставив стакан на изящный столик.

— Даже и не сомневаюсь, — Риммий устало вздохнул, и опустился на пол возле ее ног и, взяв сестру за руку, ласково сжал ее в своих ладонях.

— Ну почему? — слезы, казалось бы, закончившиеся ночью, снова потекли по ее щекам. — Чем я хуже всех этих…

— Я уже объяснял тебе разницу… — брат провел по лбу девушки свободной рукой, убирая светлые пряди с ее лица. — Уверен, что и Роткив говорил. Если тебе просто нужна была бы компания на ночь, то нет проблем. Он бы, наверняка, по дружески, ее тебе составил. Но тебе нужно большее… а потому, не трогай ты его.

— Но я согласна и так…

— Он не согласен. И, потом, может у него в прошлой жизни остались жена и трое детей? — улыбнулся Рим, видя, что девушка уже почти пришла в себя. — Он и сам этого не знает и тебе ничего не может обещать.

— Тогда уже отвези его к алтарю, и пусть он все вспомнит. Я так больше не могу, — она, освободив пальцы от рук брата, встала с кресла и, подойдя к двери, обернулась к Риммию, — я верю, что в его прошлом нет помех для моей любви.

— А вот это, сестрица, зависит не только от меня, — он, не вставая с пола, проводил ее взглядом. — И вряд ли продвинет тебя к твоей цели. Ему ведь может и надоесть девица, преследующая его, — тихо добавил граф в закрывающуюся дверь, но девушка услышала…

И вот теперь, узнав, что Роткив уехал верхом прямо с утра, сорвалась за ним. Она наверняка найдет его у вчерашнего озера. И скажет ему, что все поняла. Она больше не будет вешаться на его шею, бросать призывные взгляды и тоскливо вздыхать. Что ж, она согласна просто дружить с ним, раз только это и остается. Только бы, правда, не решил покинуть их окончательно.

Лиса бросилась на конюшню, но ее кобыла не была готова к выезду. Конюх как раз увел ее на перековку. Сегодня не планировалось отправляться в дорогу. Граф хотел воспользоваться гостеприимством хозяина и уехать только через несколько дней.

Девушка кусала губы в досаде. Как же так! Как раз, когда она решилась!

— Я возьму жеребца брата, — нетерпение снедало ее.

— Но, госпожа, возьмите кого-нибудь поспокойнее, — конюшенный мальчишка показал на хозяйских лошадок, стоящих напротив. — Вы можете не справиться с ним. Господин граф предупредил, что на Демоне ездит только он.

— Ничего, раз я не могу поехать на своей лошади, то конь брата как раз подойдет, — девушка чуть нервно улыбнулась — хороший повод досадить Риму, она давно уже мечтала проехаться на его вороном. — Я тороплюсь, а конь горяч и мне подходит. Что, господин бард выехал давно?

— Да уж пару часов как… госпожа, ваш брат мне голову оторвет, если я вам позволю уехать на его жеребце. Подождите, сейчас я приведу вам нашу Незабудку — спокойная и мирная, — парень пошел в дальний конец конюшни, — и хороша под дамским седлом. Мы всегда ее седлаем для гостий.

— К драконам Незабудку, — пробормотала Лиса, поглаживая коня брата по черной морде и ожидая когда мальчик отойдет подальше.

Подгадав момент, привычно накинула на спину жеребцу седло, и, закрепив, вскочила в него. Уже выезжая, почувствовала, что пряжка слабовато затянута, но перепроверять было некогда — голос мальчишки, ведущего ей кобылу, уже приближался. Девушка, пришпорив коня, вылетела из конюшен и помчалась вперед, не слушая раздававшихся сзади криков.

Да, жеребец значительно выше ее кобылки, и как-то непривычно было возвышаться на его мощной спине. Сначала Лисания чувствовала себя неуверенно и даже немного испугалась, но скорость захватила ее, мощь коня ощущалась в каждом его движении, и девушка, успокоившись, стала наслаждаться скачкой.

— Господин граф, ваш батюшка приехал, — голос Пириса был полон скрытого яда.

Риммий обернулся от письменного стола и увидел, что герцог Харал стоит у двери, осматривая комнату сына.

— Отец! — Рим подскочил со стула и сделал несколько шагов ему навстречу. — Что вы тут делаете?

— Здравствуй, сынок. Я решил, что тебе пора вернуться домой.

Герцог Ивий Харал, еще не старый, но совершенно седой подтянутый мужчина, прошел в комнату и протянул Риммию руку. Молодой человек взял ее в свою ладонь, усадил отца в кресло и опустился на ковер у его ног.

— Приветствую вас, отец. Что-то случилось? Что вас привело сюда. Распоряжение, чтоб я заканчивал путешествие, можно было прислать и с нарочным.

— Понимаешь, какое дело, Рим, ты же знаешь, что мы с твоей матерью живем уединенно… — начал старший Харал, — так вот, с полгода назад поехал я в Вейст по делам. Ну и во дворце узнал сногсшибающую новость — принц Кассий пропал. Уехал с сообщением в Истен, а на пути назад исчез. Густавий перевернул три королевства, но принц как в воду канул. В последний раз его видели по дороге на Латуссу.

Герцог замолк, а Рим встал с ковра, принес отцу вина со столика и устроился на прежнем месте, приготовившись слушать продолжение рассказа.

И тут я вспомнил, — благодарно кивнув сыну, Ивий взял стакан и пригубил его, — что Пирис мне писал как раз в то время, что вы подобрали бродягу-Барда, не помнящего ничего из своего прошлого. И как раз, примерно, в той же местности.

— Но отец, принц слишком молод для нашего спутника. Наш друг Роткив уже далеко не юноша. И потом, я видел несколько раз принца Кассия в школе чародеев… хотя мы, ученики постарше, не сильно обращали внимание на мальчишек…