Литмир - Электронная Библиотека

— Сынок, ты же знаешь, как могут старить некоторые чары… но место и время… и то, что он тоже бард… вы посещали за эти два года алтарные камни?

— Не было особой необходимости. Возможно, он немного похож… — молодой граф потрясенно замолчал, сопоставляя образ своего друга Роткива с виденным когда-то мальчишкой-принцем.

— Я не стал обнадеживать князя. Я должен был сначала убедиться сам… — герцог допил вино и отдал посуду наследнику. — Теперь-то ты понимаешь, почему я не мог прислать письмо? Я еле вас догнал.

— Отец, но Роткив действительно не помнит ничего…

Дверь распахнулась, прервав Риммия на полуслове, и в комнату вошел встревоженный Пирис.

— Господин граф, прошу прощения, что прерываю, но тут прибежал конюший…

— Что еще? — Риммий встал и грозно глянул на мявшегося на пороге комнаты детину.

— Господин граф, Ваша Светлость, ваша сестра…

— Что-то с Лисой? Я видел ее утром, не тяни, говори!

— Она уехала на вашем жеребце, господин граф.

— Что-о? Я же распорядился, чтоб Демона никому не давали! — Рим почти бегом бросился на улицу, отец кинулся за ним. — Куда она поехала? Коня мне!

— Меня не было в конюшнях, но мой мальчишка-помощник не смог ее остановить… — бормотал испуганный конюший — он-то видел крутой норов черного жеребца и представлял себе масштабы возможного бедствия.

— Ничего, Рим, — успокаивал сына герцог, пока седлали лошадей. — Девочка прекрасная наездница, все обойдется.

— Ты не знаешь. Паршивка сменила штаны на амазонку и пересела в дамское седло! — граф нервно гнул хлыст. — Я клянусь, что выпорю ее, наконец-то! Пусть только Богиня вернет мне ее целой и невредимой.

Мароста. Весна 301 г от разделения Лиории. Ретроспекция. Руазий 313 г. Кассий

Возвращаясь в поместье, Роткив пустил коня размеренным шагом. Все для себя решив и внутренне успокоившись, молодой человек никуда не торопился. Чуть задержался на пригорке, увидев вдали фигурку скачущей всадницы. Отсюда было еще не очень хорошо видно, но по яркому голубому пятну амазонки, Роткиву показалось, что это Лисания скачет ему навстречу во весь опор. Только вот на какой лошади? Роткив, когда брал из конюшни своего жеребца, сам видел, как кобылку девушки уводили на перековку. Присмотревшись внимательнее, перед тем, как всадницу скрыл перелесок, певец с ужасом понял — Лиса скачет на черном жеребце брата.

«Сумасшедшая девчонка, — менестрель пришпорил коня и понесся ей навстречу, — вздумала устраивать головоломные скачки на Демоне!» Скорее перехватить и вернуть домой обоих. «Кто ей позволил?» — беспокойство не оставляло мужчину. И не зря. Из-под деревьев, навстречу всаднику выскочил конь уже без наездницы. Ослабленное и сползшее седло, сиротливо болталось на его боку. Дурные предчувствия оправдывались. Роткив, не останавливаясь, летел вперед. Он уже предполагал, где жеребец мог потерять свою всадницу — на самой границе перелеска был небольшой овражек, преодолеть который можно было по мостику, но лихие наездники предпочитали перепрыгивать через него. Скорее всего там…

Он надеялся… он сам не знал на что… наверное, что смущенная и раздосадованная девушка выйдет ему навстречу по дороге. Но никого не встретил до самого края перелеска. Подъезжая к оврагу, издали заметил пятно голубой амазонки. Изломанная фигурка бессильно лежала на самом краю, среди камней.

Закусив губу в отчаянии, мужчина спрыгнул с коня рядом с Лисанией. Она еще дышала. Слабо и почти незаметно. Ему было страшно дотронуться до нее, но он опустился на колени и взял ее холодные руки в свои.

— Милая… что ж ты… — инстинктивно, видимо повинуясь навыкам забытой жизни, не понимая, как он это делает, Роткив попытался передать часть своих жизненных сил бессильно лежащей девушке. Безуспешно… смертельно бледное лицо, холодные, безучастные ладони… трудные, чуть слышные вдохи… струйка алой крови из уголка рта, пятнающая ворот платья. После нескольких бесплодных попыток влить силы в бесчувственное тело, бард увидел, что серые глаза распахнулись, и Лиса взглянула на него.

— Глупо вышло, — тихий, почти неслышный шепот, губы ее чуть дрогнули, пытаясь скривиться в улыбке.

— Молчи, я сейчас… — дернулся оставить ее на секунду, чтоб хоть снять с коня флягу с водой, но девушка протестующее застонала.

— Не уходи… больно…

— Где болит? — Роткив встревожено сжав ее холодные ладошки, снова склонился над неподвижным телом.

— Не знаю… все… ничего не чувствую… только боль…

— Сожми мою руку.

— Не могу… не чувствую пальцев… ты плачешь? Не нужно…

Певец только сейчас ощутил, что по его щекам потоком бегут безудержные слезы, капая на лицо девушки. Он ничего не мог сделать, только чуть притупить боль, испытываемую ею. Даже сейчас, почувствовав пробуждающуюся силу, попытавшись вспомнить, как ее использовать. Он никогда не был целителем, да даже и целитель вряд ли что-то сделал бы в этом случае. Внутренним зрением он видел, что она умирает. Остановить бы невидимое кровотечение, срастить бы все мелкие и крупные разрывы органов и тканей, множественные переломы костей, перебитый позвоночник — жеребец проволок ее за собой несколько метров, пока не выбросил из седла окончательно. Это было не под силу никому. Отчаяние затопило барда. Он гладил ее остывающие кисти, забирая боль, кусая в бессилии губы и бормоча что-то бессмысленное и успокоительное:

— Это я… я виноват во всем. Все пройдет… сейчас… потерпи… все обязательно будет хорошо… — шептал он, внутренне холодея и понимая, что «хорошо» уже не будет никогда.

— Послушай… не вини себя. Ты самый лучший… друг. Именно это я хотела сказать тебе, когда ехала сюда, — прерывистый голос уже был на грани слышимости, и Роткив с трудом разбирал слова. — Только пообещай мне…

— Все, что хочешь, милая… — сейчас он был готов сделать все, что только она попросит.

— Обещай… — шепот прерывался мучительными вдохами, кровь опять потекла по губам, — что поедешь к алтарю и вспомнишь прошлое.

Он с силой сжал ее пальцы, ее боль разрывала его нервы. Он был потрясен — на грани миров девушка думала о нем!

— Ты не виноват… я сама… но обещай же!

— Я сделаю это. Даю слово.

Слабая улыбка тронула ее губы, серые глаза закрылись:

— Спой для меня…хочу услышать твой голос, мой певец…

Глядя куда-то за горизонт, держа в объятиях холодное неподвижное тело Лисы, он запел хриплым срывающимся голосом нежную песню на чужом языке, а слезы бежали, оставляя мокрые следы на голубой пыльной амазонке, и теряясь где то в светлых растрепанных волосах. Вместе с тем, как жизнь покидала тело девушки, ее боль покидала его грудь, но он не чувствовал облегчения.

— Ну и долго ты еще собираешься сидеть в прострации? — дядюшка хлопнул ладонью по столу так, что бумаги, лежащие на нем, подпрыгнули.

Кассий рассеянно посмотрел на Тиберия, оторвавшись от окна, с которого не сводил взгляд вот уже с полчаса.

— Я уже в пятый раз спрашиваю тебя, что ты думаешь по поводу этого свидетельства, а ты ведешь себя так, как будто тебя это не касается. Хотя, именно твоя инициатива заставила Густавия заняться этим делом, — Тиберий встал из-за стола и нервно заходил по комнате. — Подумать только — пять лет, как мы этим занимаемся, а с мертвой точки почти не сдвинулись. А ты, между прочим, ни разу за это время сюда не приезжал, и даже сейчас безучастен и рассеян.

— Ну, почему же совсем ничего… — Касс стряхнул неуместные воспоминания, не дававшие ему покоя со времени приезда в Истен. — Мы совершенно доподлинно выяснили, что тело в королевской усыпальнице не принадлежит принцу Стасию. И что тогда, тринадцать лет назад, он остался жив.

— О да! Только это мы и так знали, основываясь на твоем видении, племянничек! Дальше то что? Куда он делся? Растворился в воздухе? Вот уже пять лет твои люди топчутся на одном месте, а ты изволил сюда явиться в первый раз и то… сам на себя не похож. От этого твоего шалопая Керста толку больше, чем от тебя!

72
{"b":"551469","o":1}