— Но кто этот приест? Он действительно Вас воспитывал с детства, Агния? — придвигая свое кресло ближе к девушке и присаживаясь, полюбопытствовал барон. Виллем, оставшись без кресла, присел прямо у самого камина на пушистой белой шкуре, чем вызвал неодобрительный взгляд хорошо воспитанного Жельксия и очаровательную улыбку Агнии, умилившейся такой непосредственности чародея.

— Приест Еугений мне как отец, он воспитывал меня долгие годы. Не обращайте внимания, господа, на произведенное им неприятное впечатление. Он был несколько взволнован ложными обо мне известиями. Моим, так сказать, неподобающим молодой девушке образом жизни в обществе двух мужчин.

Барон залился краской, а Виллем украдкой подмигнул красотке.

— Но я убедила приеста, что моей чести ничего не угрожает, я живу здесь под опекой и защитой двух благородных людей.

Жельксий залился краской еще сильнее, понимая, как сильно Агния ввела в заблуждение своего отца-приеста.

— Кх-кх, — закашлялся барон, — Агния, дорогая, чтобы убедить приеста Еугения в чистоте моих намерений относительно Вас, я готов просить у него Вашей руки.

Тут уже дар речи потеряли одновременно чародей и девушка.

— Нет, что Вы, Жельксий, я думаю пока слишком рано говорить приесту о таких вещах, нужно время.

— Конечно, дорогая Агния, все как Вы скажете — заулыбался барон, и, схватив ее тонкую кисть, поцеловал своими пухлыми влажными губами.

Агния жеманно захихикала, чародей неодобрительно покачал головой, и резко встав, прошел в столовую, где уже накрыли вечерний чай. После чаепития, все уставшие и переполненные впечатлениями, разошлись по своим комнатам. А еще позднее, под одеяло Виллема бесшумно, как обычно, нырнула Агния.

— Барон уже предложил мне руку и сердце. А Вы, Лорд-Чародей, не хотите тоже подтвердить чистоту и серьезность Ваших намерений относительно меня? — прошептала ему на ухо зеленоглазая красавица и тихонько засмеялась. Хотя его ответа на шуточный вопрос она ждала очень серьезно.

— Я подумаю… — Виллем в темноте скользнул рукой по ее щеке, едва коснулся губами ее полураскрытых губ. И, как обычно, она сладко уснула на плече чародея. Даже в темноте Виллем видел, как Агния улыбается во сне.

Он шел по тропинке, ведущей к озеру, почти наугад. Какое-то неведомое чувство подняло юного чародея в эту ночь и заставило выйти в дворцовый парк. Сквозь темные кроны вековых деревьев сверкали золотистые огни далеких звезд, в воздухе пахло жасмином, ночная птица вскрикивала где-то вдали. Не доходя до озера, он остановился за кустами роз. На скамейке у воды сидели двое. Мягкий свет фонаря, стоявшего на земле у их ног, освещал фигуру девушки, склонившей голову на плечо высокого юноши. До Виллема донесся обрывок фразы:

— …как же я счастлива, Эд.

— И я, дорогая моя Ежелия, самый счастливый человек во всей Эдельвии, да, наверное, и во всем мире, потому что встретил тебя. Со мной никогда раньше не случалось такого, для меня чувство к тебе — это что-то новое, что-то невероятно сильное. Я долго боялся сказать тебе эти слова, но я люблю тебя.

Виллему стало холодно оттого, что сейчас выскочка Эддий говорит его любимой девушке те слова, которые так и не осмелился сказать он сам, что не он, а другой гладит сейчас ее роскошные волосы, прижимает к себе и пробует вкус сладких губ. Виллем закрыл глаза, чтобы не видеть как те двое ласкают друг друга, заткнул уши, чтоб не слышать их шепота. Развернулся и бросился бежать наугад прочь от этого ужасного места, споткнулся о камешек на тропинке, больно ударился коленкой, встал, побежал снова по направлению к зданию школы, чувствуя горячие слезы на щеках. «Пусть это будет только сон. Я проснусь и пойму что ничего не было», — крутилось в голове у юного чародея. И он бежал, спотыкаясь, размазывая по мокрым щекам грязь, ощущая страшный холод, сковывающий сердце.

Яркие солнечные лучи разбудили чародея. На часах было половина десятого утра. Агнии возле него не было, хотя Виллем точно помнил, что засыпала она с ним. Встав с кровати, мужчина оделся, умылся приготовленной для него водой в медном кувшине. Подойдя к письменному столу, заметил белоснежный конверт. Письмо было от Агнии, бумага даже хранила сладкий запах ее духов. «Милый Виллем, мы с приестом Еугением вынуждены были отбыть сегодня рано утром в столицу, как того требовали обстоятельства. Будить тебя не стала, ты так сладко спал. Барону я тоже оставила письмо с обещанием скорого возвращения и просьбой позаботиться о тебе, Виллемий. Я, действительно, постараюсь вернуться, как можно скорее, как только решу в столице все важные дела, в том числе и касающиеся твоей дальнейшей судьбы. Прошу тебя, мой друг, не отлучаться в мое отсутствие из поместья барона, быть осторожным при занятиях, не заводить никаких знакомств, поскольку твоя личность начинает вызывать интерес, и возможно, к тебе будут подсылать людей от княжеского двора или круга чародеев. До скорой встречи, лорд чародей. Искренне Ваша, Агния».

Еще раз перечитав послание, написанное красивым ровным почерком, Виллем сложил бумагу вчетверо и спрятал в нагрудный карман. Спустившись в столовую, он поприветствовал печального барона, теребившего в руках такую же надушенную бумагу от Агнии.

— Виллем, она уехала… написала, что того требуют неотложные дела…

— Да, господин барон, именно так, но мы будет ее ждать, я думаю она вернется совсем скоро, возможно даже успеет на вечерний чай, — пошутил Виллемий, стараясь подбодрить барона, что ему совершенно не удалось.

Жельксий Орт лишь грустно улыбнулся и снова начал перечитывать послание.

Увы, Агния не вернулась ни к вечернему чаю, ни на следующей неделе, ни через месяц, ни через три месяца. Дни тянулись невыносимо долго и проходили невыносимо скучно. Сдружившись, мужчины немного веселили друг друга, беседуя о жизни, сидя у камина с сигарами, или играя в шахматы на террасе. Ожидание становилось все более и более невыносимым, началась зима с бесконечными серыми дождями и слякотью. Море бушевало, раскидывая по берегу хлопья белой пены, прекрасный сад барона стоял без листвы и выглядел осиротевшим и унылым, как и сам барон Орт. Виллемий, однако, не терял времени и практиковался ежедневно в чародействе, с удовольствием понимая, как все более умело он пользуется энергией, как все более сильным становится. Ему уже не терпелось показать Агнии свои успехи, и естественно, он уже ждал отъезда в столицу, где, как чувствовал, его ожидает нечто новое, какой-то резкий поворот в жизни. Но Агния так и не возвращалась…

К реке мы спустились, как только скрылась окраина села и любопытные взгляды сельчан перестали буравить нам спины. Никто за нами не увязался, так как старика-отшельника побаивались и уважали. «И что дальше?» — подумалось мне. Мы стояли перед Чернавой-рекой, моста по-прежнему не наблюдалось. Мне было очень интересно, как старик будет перебираться. Как простые смертные вброд, или все-таки как-нибудь по-чародейски.

— Ну что, краса-девица, небось ждешь каких-нибудь волшебных фокусов? — хитро прищурился, глядя на меня отшельник.

Я внимательно посмотрела в его смеющиеся глаза под седыми бровями, подумала, и покачала головой:

— Да, похоже, что придется снимать ботинки, подворачивать штаны, и, как всегда, по-старинке, вброд…

— Умная девочка, — покачал головой старый чародей. — Именно в этом и состоит первый урок — не тратить силу по пустякам. Если ты можешь что-то сделать сама, без чародейства, то зачем ее использовать?

— Эх, — вздохнула я, — подозреваю, что очень скоро в моей жизни будет очень много чар. Только вот пока я не разобралась — почему-то мне кажется, что от чародейства в бытовых мелочах толку мало…

— Опять верно. Сообразительная ученица мне попалась, — старик явно веселился. И пусть ему! Лишь бы не серчал, а то добрый-то с виду, добрый, а как рассердится… кто их, чародеев, знает… — Применять чары для мелких бытовых дел — нет смысла. Затрат силы больше, чем помощи. Так что придется нам, голуба моя, вброд идти, не как великим чародеям, а как простым смертным людям.