Чем дальше я заходила в Чернолесье, тем деревья становились все величественнее и старше. Почувствовав, что совсем утомилась, я решила отдохнуть, присев под одним из дубов-великанов. Расстелила под деревом плащ, чтоб не сидеть совсем уж на оголенных корнях старого дерева и обратила внимание на характерные узкие резные листья травы, светлые, почти белые по краям, с темно-зеленой серединкой, которая росла практически везде под деревьями. Ну конечно, обелен-трава уже давно была вокруг меня, просто я ее не видела. Такая вот невзрачная — пока не присмотришься, не заметишь. Я обрадовалась, сорвала несколько стебельков, а потом подумала, что раз уж я тут, в Чернолесье, и ее тут полно, возможно, наша знахарка будет рада, если я принесу целое лукошко вместо ягод. Я занялась сбором. Стебли у травы были тоненькими, но процесс меня увлек, я представляла, как обрадую старушку, и как Баська будет посрамлена, а Сенька завидовать моему приключению. «Ну ничего, в следующий раз пойдем вдвоем сюда», — думала я, представляя, как мы бегаем в Чернолесье и собираем лекарственные листья травы в размерах сенокоса. А что? Ничего тут страшного нет, совершенно непонятно, почему люди сюда не ходят. Ведь все так просто.
Занималась я этим полезным делом довольно-таки долго и с увлечением. Каждый раз проверяя, не наполнилось ли лукошко хотя бы наполовину — я испытывала разочарование, травка была очень уж хлипкой, и собирать ее оказалось вовсе нелегко. Ползая под деревьями, я не заметила, как в лесу потемнело. Вдруг стало мрачно и душно. Ветер, который шумел в верхушках дубов, стих. До меня дошло, что погода поменялась, только когда дождь стал довольно-таки сильным и кроны могучих исполинов уже не могли от него защитить. Опомнившись, я хотела было подобрать вещи, которые вытряхнула из корзинки, но, увы — я не смогла найти тот дуб: следуя за обелен-травой, я закружилась среди деревьев. Плащ и запасы продуктов, собранные предусмотрительным Сенькой, были потеряны. Вместе с ними потерялся и мешочек с принадлежностями для разведения огня. Все это было очень обидно — в один момент, благодаря собственной беспечности, я лишилась и тепла, и пищи, когда они стали необходимы. Остался лишь охотничий нож и фляга с водой, которую я машинально повесила на шею, вытряхивая пожитки из лукошка.
Сжавшись в комочек под самым большим деревом, которое переплетением мощных ветвей закрывало меня от воды, падающей с небес, я предавалась мрачным мыслям. Одежда моя опять промокла, пока я лихорадочно бегала в поисках своей потерянной поклажи. Голод все настойчивее напоминал о себе, так что потеря Сенькиного «трехдневного» пайка вызывала самую настоящую досаду. Где-то рядом, под деревьями валялся и мок под дождем плащ, столь мне сейчас необходимый — после предгрозового затишья поднялся ветер, и мне в сырой рубашке становилось зябко. Но все это были сущие мелочи по сравнению с тем, что я теперь уже не представляла себе в какую сторону идти назад. Солнце и так уже было совсем невысоко, да еще и скрыто тучами, так что свет стал серым и тусклым, а скоро ведь совсем стемнеет. И как тогда искать дорогу домой? Мало того, что ребята меня уже потеряли и мы не сможем скрыть от взрослых мое приключение, так Сенька же взаправду пойдет меня искать и тоже заблудится. И вообще, предстоящая ночь в Священном Лесу меня как-то не сильно вдохновляла. Как будто специально, для придания мне решимости и желания что-то срочно предпринять, где-то вдалеке завыл волк. Ему ответил другой, и эти звуки вернули меня в действительность из моих невеселых размышлений.
Вдруг я осознала, что дождь уже не шуршит по листве, он затих. Самое время двигать домой, но вот в какую сторону… «Светлая Дева, — подумалось мне, — выведи меня отсюда. Ты все видишь, знаешь наши помыслы, даже когда они сокрыты от нас самих, ты не жестока к детям своим, укажи дорогу, помоги, не дай погибнуть в твоих владениях!» Я решительно встала, взяла свое лукошко и пошла в ту сторону, где, как мне показалось, было светлее. Вновь вернулось настроение, с которым я входила в лес днем. Не смотря на то, что я была вся мокрая, грязная, усталая и оборванная, идти стало легче, как будто кто-то невидимый сопровождал меня. Я не спотыкалась о корни, не путалась даже в высокой траве, ветки не цеплялись за одежду и не рвали ее, как это было, когда я искала плащ и дорогу назад. Я шла как по проторенной тропе, дубы как будто расступались передо мной. Даже холод и голод отступили.
Так я двигалась довольно долго, пока не увидела просвет в деревьях, если его можно было так назвать, потому что небо в тучах и заходящее солнце давали очень мало света. Вообразив, что лес заканчивается, я рванула бегом к заветной цели, споткнулась о выступающий корень дерева и вывалилась на опушку, вернее на край оврага, вокруг которого деревьев не было. Но за довольно широкой расщелиной лес начинался снова, только уровнем ниже. Потому и казалось из-за стволов, что тут его край. Я шлепнулась довольно чувствительно, приложившись о камень, лежащий на самом краю обрыва, видимо именно он не дал мне скатиться вниз. Все это я поняла уже потом, а тогда почувствовала резкую, до тошноты, боль в левой ноге, и слезы, сдерживаемые мною, брызнули из глаз. «Мамочки, как больно! — я очень испугалась, что сломала ее. — Как теперь выходить из леса и куда! Ну почему все так плохо!» Отчаяние охватило меня, и я поняла, что мне никогда отсюда не уйти, так и умру тут от голода, холода, перелома ноги, или что там у меня с ней! Мне стало так себя жалко, что я принялась причитать вслух, перемежая слова всхлипами:
— Мамочка, ну почему все так плохо! — я попыталась встать на ноги, опершись о камень ладонью, но резкая боль в ноге, которая вроде бы уже успокоилась, снова усадила меня на землю. — Как же больно! Ну почему я такая неудачница! Богиня, ну за что ты меня так наказываешь!
— Это не наказание, это несчастливое стечение обстоятельств, — раздался мелодичный женский голос где-то позади меня.
«Очень странно», — я была уверена, что там крутой обрыв в овраг. Резко повернув голову, я забыла про свою больную ногу мгновенно, потому что увидела женщину, завернутую в снежно-белую накидку. Под тонкой тканью не было видно ни прически, ни платья. Только прекрасное лицо в обрамлении белых складок, которые спускались, обтекая ее фигуру, на непонятно откуда возникшие каменные ступени. Самой нижней из них служил тот злополучный булыжник, у которого я сидела. Лестницы я определенно не помнила, когда выпала на поляну и ударилась об эту каменюку… не головой… вроде… А ее было сложно не заметить. Ступени поднимались над оврагом, расплываясь где-то в сером небе, за спиной, стоявшей на них женщины.
— Кто ты? Мама? — я боялась шевельнуться, — я брежу или уже умерла?
— Нет, ты жива и даже вполне здорова, ушиб и растяжение в ноге скоро пройдут, — рассмеялась женщина, — и я не твоя мама, по крайней мере, не та, которую ты подразумеваешь под этим словом, хотя в какой-то степени я мать всего живого. Я — хозяйка этого места, и это я привела тебя сюда, почувствовав твое присутствие под моими дубами. Прости, что это вышло так неловко, но смерть и забвение в этом лесу тебе сейчас не грозят. Тут недалеко один из моих стражей, я уже позвала, и он идет сюда, чтоб помочь тебе вернуться к людям. А пока я хочу поговорить с тобой.
Сказать, что я была потрясена — значит не сказать ничего. «Светлая Дева, вот так запросто беседующая со мной в глубине Священной Рощи!» — это выглядело полным бредом.
— Я не просто так позвала тебя сюда, девочка, у тебя есть врожденный дар и силы и власти. Со временем, если захочешь, конечно, ты можешь стать сильной чародейкой, я это вижу и без инициации.
Я и так-то не знала что ответить, а после этих слов совершенно онемела. А Богиня тем временем продолжила:
— Сейчас так мало рождается людей, которые обладают силой с помощью чародейства изменять реальность, а уж тех, у которых присутствует власть над силой — вообще считанные единицы. Ты же, если захочешь учиться, сможешь постичь многое. Обычно юные и не очень, приходящие ко мне, уже идут по пути ищущих. Их приводят чародеи, которые будут обучать в дальнейшем, но тебя, можно сказать, привела сама судьба. Осталось только решить — хочешь ли ты следовать этим путем или же предпочтешь остаться там, где ты есть, и жить простой, спокойной жизнью селянки? — она замолчала и просто смотрела на меня, ободряюще улыбаясь.
