Я расстелила на своем тюфячке Кассиев плащ и побросала на него свои скудные пожитки из сундука. «Мда… не густо». Несколько чистых простых рубашек, запасные штаны, разная мелочь, комплект одежды на зиму потеплее… «О! Даже зеленый сарафан, с вышивкой по вороту и подолу завалялся на дне, насколько я помню, или, вернее, поскольку не помню, ни разу не надеванный. И как он только сюда попал-то! Спешите видеть — Леся в сарафане, все селение со смеху помрет». Я представила как я, в этом наряде, с растрепанными, как всегда, лохмами, одергивая расшитый подол и воровато оглядываясь, перелезаю через забор нашего участка к ребятам, ожидающим на улице, спрыгиваю вниз, и самым глупым образом висну на вышеупомянутом заборе, зацепившись за него вышеупомянутым подолом. Я нервно захихикала. Оставив сарафан в сундуке, уложила остальные вещи поплотнее, добавила несколько мелочей разбросанных по комнате, завернула все это богатство в плащ, и, оглядевшись в последний раз, пошла к тетке.

Анисия сидела за своей конторкой и вертела в руках какую-то безделушку. Обернувшись на стук двери, она увидела меня и встала.

— Лесия, я должна отдать тебе твое наследство, — она протянула мне маленький сверток. — Это все, что нашли при твоей матери.

В кусок тонкой дорогой ткани было что-то завернуто. Я неловко приняла его, выронив на стол. Он развязался, и из него высыпалось три серебрушки и простенький амулет на шнурке — сплетенное из деревянных бусин колечко. Я уже видела его, несколько раз тетка показывала мне, когда я спрашивала о матери, и обещала отдать, когда вырасту. У каждой взрослой девушки должен быть амулет, охраняющий ее от несчастий. Обычно такие получали по наследству, в дар от близких людей, реже покупали у проезжих чародеев, но не было в трех королевствах ни одной женщины, у которой не было бы амулета на шее или в виде браслета. В ночь на совершеннолетие, девочка вешала его на Священный Дуб Богини, который рос обязательно в каждом селении, а утром одевала и носила, практически не снимая, пока не становилась старухой. Многие носили и потом, но считалось, что после выхода из детородного возраста, амулет можно и подарить кому-нибудь. Чаще всего внучке. Вот такая безделушка, которая переходила от бабки из поколения в поколение, носилась многие годы, и считалась самой действенной защитой. Лучше всего амулеты зачаровывали барды. Еще бы! Нет, целители и стихийники, которых обычно называли просто чародеями, тоже могли заклясть предмет, но накладывать чары усиления или ослабления сил, предсказания, предметное волшебство и связь людей с Богиней — это была прямая способность и обязанность менестрелей, потому у них и выходило лучше. Я вспомнила, как Кассий в лесу сказал мне, чтоб не воображала себя великой врачевательницей, ибо у целителя все равно выйдет лучше…

— Леся! — меня, похоже, окликают уже не в первый раз. — Ну Леся же! Сколько можно витать неизвестно где! — тетка была опять недовольна.

— Я тут, я слушаю…

— Да неужели?? Знаю я тебя! Опять все пропустила мимо ушей! — Анисия была не просто недовольна, она негодовала.

— Ну почему же… я все слышала…

— И что же?

— Нууу… — промямлила я, — буду я хорошей девочкой и не буду вас там позорить дикими выходками, — я лихорадочно пыталась сообразить, что могла еще говорить тетка, которая сейчас, в такт моим словам энергично кивала головой. — Буду слушаться наставника… эээм… буду…

Громко хлопнула дверь, избавив меня от этого мучения. В комнату ввалилась наша необъятная кухарка и запричитала в голос, имея явное намерение меня обнять:

— Ли-е-ся-а-а-аа! — попыталась увернуться, но куда там мне! Через пару секунд, я, слабо пискнув, была стиснута, прижата мощной дланью где-то у нее подмышкой, и вынуждена смириться с судьбой. — Ди-е-е-е-вочка моя… — продолжала голосить кухарка.

— Это что за балаган?!! — тетка совсем рассердилась. — Тебя кто звал?

— Не отдам! Не пущу сиротку на убой! А тебе лишь бы избавиться поскорее! Невинное дитя на убиение отдаешь!

— Богиня! Не на убиение, а в обучение. Бард разглядел дар и прислал за ней учителя, — Анисия на последних остатках терпения пыталась что-то объяснить, но безуспешно, кухарка продолжала причитать, прижимая меня к себе:

— Лесенька, девочка моя… да как же так… — и далее по кругу про невинное дитя и жестокую судьбу.

Тетка только закатила глаза и махнула рукой — доказывать что-то было бесполезно.

— Вон ему об этом расскажи, — махнула она рукой в сторону окна, где было видно отшельника, разговаривающего с нашей соседкой, решившей воспользоваться появлением чародея и заговорить-таки больной зуб, с которым никак не могла справиться наша знахарка.

Этот довод подействовал безотказно. Кухарка притихла и задумалась — видимо перспектива высказывать претензии старому чародею, никакого вдохновения у нее не вызвала. Объятия раскрылись, и я наконец-то смогла вздохнуть полной грудью. Собрав со стола свое рассыпанное имущество, я резво вымелась на крыльцо трактира. Следом вышли и женщины.

Во дворе уже собралось полсела, потому как слухи о том, что «Леську забирает старый отшельник из Чернолесья, чтобы в своих колдовских обрядах принести в жертву Темной Хозяйке» распространялись с быстротой пожара. Я бы предпочла уйти в менее торжественной обстановке, но меня, как всегда, никто не спрашивал. Под всеобщее молчание и жалостливые взгляды, я получила свой прощальный поцелуй от тетки Анисии, и, покачивая легким узелком со своими пожитками, как сквозь строй, пошла за отшельником. Со стороны, наверное, казалось, что как овечка на заклание, а на самом деле с легким сердцем и душой я прощалась с опостылевшей прошлой жизнью. И жаль мне было только дружбы с Сенькой. Впрочем, я надеялась на скорую встречу.

— Отец, не женись на ней! — Касс порывисто вбежал в личные княжеские покои.

— Кассий, — князь недоуменно приподнял бровь, развернувшись в своем кресле, — что это значит?

— Не женись на этой… Коэнрийской девчонке, она принесет тебе несчастье и смерть! — юноша присел на скамеечку стоящую у ног отца и схватил его руку в свои. — Отец, это предчувствие мучает меня давно, я не говорил тебе, думал, что это глупости. Я попросил Учителя, и он помог мне провести обряд. Теперь я точно знаю — это предвидение, ты не должен на ней жениться!

Князь Густавий задумчиво потер лоб свободной рукой и опустил ее сыну на голову, ласково потрепав волосы.

— Видишь ли, мой мальчик, — задумчиво сказал он, — Дело в то, что жениться на ней как раз и есть мой долг. Властители — люди, которые отвечают за других, которые управляют и руководят. За эту власть над судьбами страны мы должны иногда жертвовать своими желаниями и радостями. У вас, Чародеев, есть свой долг и обязанность, у нас, Правителей, свой, и никто не может изменить этому долгу. Я очень любил твою мать. Но тот же долг развел наши пути, ты знаешь. Теперь моя обязанность связать свою судьбу с наследницей Коэнрия, что бы мне ни сулили судьба и предчувствия. И долг юной принцессы связать свою судьбу с таким вот старым солдатом, как я. Как бы ей ни хотелось другого выбора. Надеюсь, что девочка понимает это. Или поймет со временем. А что там кому прядет судьба… — князь сжал руку сына в своей, и тот поднял голову, заглянув в глаза отца, — поживем-увидим, — и не было тоски во взгляде властителя Эдельвии, как всегда, он светился уверенностью и спокойствием.

Касс отогнал воспоминания двенадцатилетней давности, которые его охватывали каждый раз перед этой дверью с тех пор, как опять стали говорить о союзе с Коэнрием, и постучал в кабинет князя. Как всегда, не дожидаясь ответа, он зашел, стремясь поскорее увидеть того, кто был внутри. Столько лет они знакомы, и он уже не зеленый мальчишка, но до сих пор его охватывал трепет при виде статной фигуры отца, сидящей в кресле вполоборота к двери.

— Приветствую тебя, мой Князь, — Касс прошел на середину кабинета и опустился на одно колено, склонив голову. Отец встал с кресла и, шагнув навстречу, поднял и, на мгновение, прижал к себе.